Что в особенности усиливало общее беспокойство, так это экономическое положение Франции, в эту минуту чуть ли не более прискорбное, нежели в самые бедственные эпохи Революции.

Ассигнации, несмотря на победы Республики, быстро понизились в цене и принимались не более чем за одну шестую или даже восьмую часть их номинальной стоимости, что вносило сумбур в меновые сделки и делало законы о максимуме более неисполнимыми и невыносимыми, нежели когда-либо прежде. Теперь уже не отсутствие доверия так роняло ассигнации, а выпуск их в чрезмерном количестве, возрастающем по мере падения. Налоги, с трудом взимаемые и вносимые бумажными деньгами, давали едва ли четверть или одну пятую часть того, что Республика тратила ежемесячно на чрезвычайные военные расходы, и приходилось прибегать к новым выпускам. Таким образом, с прошедшего года вся сумма находившихся в обороте ассигнаций, вместо того чтобы спуститься ниже двух миллиардов, как этого надеялись достичь разными комбинациями, доросла до 4 миллиардов 600 миллионов франков.

К этому чрезвычайному скоплению бумажных денег и неизбежному вследствие него падению цен присоединялись еще все бедствия, сопровождающие войну, а также отчасти порождаемые неслыханными мерами, которых война потребовала. Читатели помнят, что после закона о максимуме были начаты реквизиции, то есть представителям или правительственным агентам было дано право забирать товары, требующиеся для армии, по ценам, назначенным законом, с уплатой ассигнациями по номинальной цене. Эти меры спасли Францию, но надолго расстроили меновые сделки и денежное обращение.

Мы уже видели выше, в чем заключался главный вред максимума. Все эти неудобства двойной торговли, сокрытие продовольствия, застой в производстве постоянно возрастали. Везде установились два типа торговли: один явный и убыточный, другой тайный, приносивший ростовщические барыши. Имелось два сорта хлеба, два сорта мяса, два сорта всего – один для богатых, которые могли платить звонкой монетой, другой для бедняков, рабочих, небогатых буржуа, которые могли расплачиваться лишь ассигнациями по номинальной цене. Крестьяне с каждым днем совершенствовались в хитростях: они не молотили хлеба под предлогом недостатка рук (отчасти, впрочем, не без основания, так как война поглотила более полутора миллиона людей); ссылались на плохой урожай (урожай действительно оказался не так хорош, как думали в начале года). Что касается фабрикантов, те совсем прекратили работы. То же самое произошло и с негоциантами. Они не могли продавать товары, привезенные в порты по ценам максимума, и тоже приостанавливали торговые операции.