Все эти обстоятельства, в добавление к сухопутной и морской войнам, довели торговлю до плачевного состояния. Не было больше сообщения с колониями; они сделались почти недоступны по милости крейсировавших около них английских судов, притом почти все были опустошены войной. Главная из них, Сан-Доминго, была растерзана внутренними распрями. Уже это стечение обстоятельств делало всякое сообщение с внешним миром почти невозможным, но изоляции немало способствовала еще одна революционная мера: секвестр, наложенный на имущество всех иностранцев, принадлежавших к нациям, с которыми Франция вела войну. Решаясь на эту меру, Конвент имел в виду прекратить биржевую игру иностранными бумагами и помешать капиталам обходить ассигнации, обращаясь в векселя. Захватывая ценные бумаги, которыми обладали испанцы, голландцы, англичане и немцы во Франции, Конвент вызвал такую же меру со стороны иностранцев, так что между Францией и Европой прекратилось всякое обращение кредитных бумаг. Оставались отношения только с нейтральными странами: восточным Средиземноморьем, Швейцарией, Данией, Швецией и Соединенными Штатами. Но комиссия торговли и продовольствия одна пользовалась этими отношениями, чтобы доставлять себе хлеб и товары, необходимые морскому ведомству. Для этого комиссия забрала все ценные бумаги, выплачивая их стоимость французским банкирам ассигнациями, и отправляла эти бумаги в Швейцарию, Швецию, Данию и Америку в уплату за покупаемые продукты.

Итак, вся торговля Франции ограничивалась закупками, которые правительство делало за границей, на ценные бумаги, силой отнятые у своих банкиров. А если и приходили в порты кое-какие товары, доставленные свободной торговлей, они тотчас же подлежали реквизиции, так что у негоциантов окончательно отбили охоту к сделкам.

Единственные товары, встречавшиеся в портах в некотором изобилии, были отбиты у неприятеля; но и те приковывались к месту – отчасти реквизициями, отчасти запретом, наложенным на подобные товары.

Нант и Бордо, и без того уже разоренные междоусобной войной, были доведены этим состоянием торговли до крайней нужды. Марсель, некогда существовавший за счет своих торговых сношений с Востоком, теперь едва пробавлялся скудной, убыточной меновой торговлей с Генуей; англичане блокировали его порты, главные негоцианты города разбежались от террора, мыловаренные заводы были разрушены или перенесены в Италию.

Города внутренних провинций находились в не менее печальном состоянии. Ним прекратил производство шелковых материй, которых он, случалось, вывозил на 20 миллионов в год. Богатый Лион лежал разоренный бомбами и минами и не изготовлял больше тех роскошных тканей, которых он прежде поставлял на 60 миллионов ежегодно. Декрет, останавливавший движение товаров, назначаемых непокорным общинам, задержал в окрестностях Лиона значительное количество товаров, которые должны были частью остаться в городе и частью только пройти через него, отправляясь в один из тех многочисленных пунктов, куда вела большая южная дорога. Шалон, Макон и Баланс воспользовались этим декретом, чтобы задержать товары, ехавшие по этому многолюдному тракту. Мануфактура в Седане вынуждена была прекратить производство тонких сукон и производить исключительно грубое сукно для войск; кроме того, главные фабриканты города преследовались по политическим мотивам. Департаменты Нор, Па-де-Кале, Сомма, Эна, столь богатые благодаря льну и конопле, были дотла разорены войной. Дальше к западу, в злополучной Вандее, больше шестисот квадратных лье были опустошены огнем и мечом. Поля были по большей части брошены, и скот бродил по ним большими стадами, без корма и без призрения.