Революционеры не ходили на эти собрания, на эти концерты. Во всяком случае, весьма немногие дерзали там показываться, да и то прямо оттуда отправлялись на свои сходки обличать Кабаррюс, аристократов-интриганов и поставщиков, из которых она составила себе свиту. У них не осталось других собраний, кроме клубов и секционных сходок, и они ходили туда не искать увеселений, а изливать свои страсти. Жены их, которых прозвали фуриями гильотины, потому что они действительно нередко окружали эшафот, появлялись на клубных трибунах в народных костюмах, чтобы рукоплескать самым неистовым предложениям. Некоторые члены Конвента еще бывали на заседаниях якобинцев, но сидели там угрюмые и молчаливые; то были Колло д’Эрбуа, Бийо-Варенн, Каррье. Иные, например Дюгем, Лано и другие, ходили туда просто из привязанности к делу.

Сталкивались обе партии преимущественно в Пале-Рояле, вокруг Конвента, на трибунах и в секциях. Особенно в секциях, где приходилось совещаться и спорить, схватки становились до крайности свирепыми. Адрес якобинцев к провинциальным обществам там ходил по рукам, и революционеры непременно требовали его чтения. Приходилось также читать, в силу декрета, доклад Робера Ленде о состоянии Франции; доклад, представлявший верную картину и ясно выражавший чувства, воодушевлявшие Конвент и всех порядочных людей.

Это чтение в каждый декадный день становилось предметом оживленнейших прений. Революционеры с криком и шумом требовали адрес якобинцев, а противники их – доклад Ленде. Члены бывших революционных комитетов записывали имена всех, кто всходил на кафедру, чтобы выступать против них, и то и дело приговаривали: «Мы их истребим!» Освоившись во время террора со словами убить и гильотинировать, они и теперь беспрестанно пересыпали ими свою речь. Этим они подавали повод предполагать, что составляют новые списки гонений и хотят опять водворить систему Робеспьера.

Каждый день Конвенту докладывали о сценах такого рода, и общественное мнение восстало против прежних членов революционных комитетов, которые считались главными виновниками беспорядков. В конце концов Электоральный клуб, шумевший больше всех секций, вместе взятых, вывел Конвент из терпения крайне злонамеренным адресом. В этом клубе, как мы уже говорили, собирались наиболее скомпрометированные люди, там замышлялись самые дерзкие планы. Однажды от этого клуба явилась депутация просить, чтобы народу было возвращено право избрания муниципальных чиновников; чтобы парижский муниципалитет, упраздненный 9 термидора, был опять сформирован; чтобы, наконец, были разрешены по два секционных заседания в декаду вместо одного. Услышав последнюю просьбу, множество депутатов встали и в сильнейшем негодовании потребовали мер против членов прежних революционных комитетов, приписывая им все беспорядки. Лежандр, хоть и не одобрял первой выходки Лекуэнтра против Бийо-Варенна, Колло д’Эрбуа и Барера, сказал, что надо метить выше; что источник зла – в членах прежних правительственных комитетов, злоупотребляющих снисходительностью к ним Конвента, и что пора наконец наказать их за прежнюю тиранию, чтобы предотвратить новую.