Я должен был бы поступить, как поступали рабочие, когда еще жив был Ленин. Не все они разбирались в сложных теоретических вопросах… где мы, «большие умники», выступали против Ленина. Бывало, видишь, что приятель голосует за Ленина в таком теоретическом вопросе, спрашиваешь: «Почему же ты голосуешь за Ленина?» Он отвечает: «Голосуй всегда вместе с Ильичом, не ошибешься» (Смех)… Я… должен был поступить именно так, как рядовой пролетарий мне тогда советовал. Если у тебя не поворачивается язык говорить все в деталях так, как говорит партия, ты все же должен идти с партией, должен говорить как и все, не надо умничать, должен больше верить партии, поступать так, как советовал тот рабочий[433].

О. Хлевнюк в своей ценной книжке о предыстории 1937 года усматривает здесь пародию: «Совершенно очевидно, что Преображенский просто высмеивал насаждаемое в партии единство по принципу личной преданности вождю. И это поняли делегаты, смеявшиеся там, где, казалось, нужно аплодировать. В самом деле, Преображенский откровенно формулирует „кредо“ сталинской партии: главное — не умничать, а верить вождю, а в зале — „смех“! Помимо прочего свидетельствовал этот смех о том, что в руководстве ЦК еще оставались [до Большого террора] люди, способные понять иронию Преображенского»[434]. Это тонкое наблюдение надо, вероятно, несколько скорректировать, приняв во внимание, что, во-первых, пародия имела своим предметом уже доминирующую, упрочившуюся тенденцию и, во-вторых, что речь Преображенского все-таки была произнесена и опубликована как абсолютно несомненное для огромной партийной массы подтверждение его раскаяния. Сам же девиз «не умничать» сталинизм в конце концов унаследовал от Ленина, который запальчиво бранил «вумных» и, например, на XI съезде изрек на манер Николая I: «Перестаньте умничать, рассуждать о нэпе». Поддержавшая Сталина посконно-чиновничья масса, призванная вытеснить «старую гвардию», вместе со своим генсеком всячески педалировала эту тенденцию к опрощению.

При всем том не стоит излишне драматизировать умственный разрыв между старым и новым большевизмом. Первый был достоянием интеллигентного мещанства, второй — обмещанившегося плебса. Волкогонов поражался тому, что «более тонкие, иногда даже изящные аргументы Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина не встречали поддержки в аудитории! А грубоватые, плоские, часто просто примитивные филиппики Сталина, тесно увязанные с „защитой Ленина“, генерального курса партии, единства ЦК и т. д., быстрее доходили до сознания людей»[435].