Ленинский образ теперь максимально «русифицируется», включая его расовые аспекты. В конце 1932 года Сталин приказал полностью засекретить информацию о еврейских корнях Ленина, сообщенную ему, через М. Ульянову, А. Ульяновой-Елизаровой; в 1938 году он разгромил роман М. Шагинян, упоминающий о шведских, немецких и калмыцких предках основателя большевизма. В постановлении президиума правления СП, отмечает Громов, говорилось, что Ленин «является „гением человечества, выдвинутым русским народом“, и его национальной гордостью»[466]. В конечном результате Ленин абсолютно естественно вписывается в национальный пантеон «наших великих предков», перечисленных Сталиным в его речи от 6 ноября 1941 года.
Совсем иначе зато обстояло дело с предками Троцкого и прочих еретиков-инородцев.
Наследники меньшевизма
Наследники меньшевизма
История этого противостояния и его антисемитская подоплека уже обстоятельно изучены. Отталкиваясь от этого контекста, я буду говорить преимущественно о малознакомых — религиозно-психологических — сторонах темы, сопряженных с обширной церковной традицией.
С характерологической точки зрения, запечатленной в сталинских инвективах 1920–1930‐х годов, противники ленинизма являют собой совокупность низменных черт, во всем противоположных душевной конституции настоящего большевика и представляющих собой расширенное воспроизведение (мелкобуржуазно-интеллигентской) меньшевистской «бесхарактерности». Как и раньше, соборному единодушию подлинного большевизма нередко противопоставляется типично еретическая разобщенность любой оппозиции: «Каменев говорит одно, Зиновьев говорит другое, тянет в другую сторону, Лашевич — третье, Сокольников — четвертое». Если Ленину присущи были скромность, простота, сила логики, стойкость в испытаниях («без хныканья»), принципиальность, оптимистическая вера в массы («О Ленине», 1924), а также любовь к социалистическому отечеству, то партийные антихристы наподобие Троцкого абсолютно симметрично демонстрируют индивидуалистическую кичливость, бестолковщину, малодушие в часы испытаний («вечное хныканье»), беспринципность и антипатриотическое неверие в русские революционные массы. Троцкистское «предательство», очевидно, предопределено генетическими прецедентами, о которых в связи с Радеком, в пору Большого террора, Сталин торжественно напомнил Фейхтвангеру. «„Вы, евреи, — обратился он ко мне, — создали бессмертную легенду, легенду о Иуде“. Как странно мне, — растроганно прибавляет Фейхтвангер, — было слышать от этого обычно такого спокойного, логически мыслящего человека эти простые патетические слова»[467].