Особенно курьезно в сталинских устах звучало излюбленное генсеком обвинение в трусости, введенное им в юдофобский контекст и часто используемое против Троцкого: мужество и отвагу последнего признавали, кажется, все его враги (в том числе и сам генсек в 1940 году), тогда как Сталин на этот счет неизменно отличался тем качеством, которое генерал Ермолов назвал однажды застенчивостью в бою. Малодушие современных капитулянтов, как и их социал-демократических предшественников, восходит, конечно, к малодушию их общих библейских праотцев — тех самых, от подражания которым предостерегал Демьян Бедный в своей антименьшевистской «Земле обетованной»: «Вымер род малодушный <…> / Если дрогнете вы, как евреи когда-то, / Слабость духа в беде обнаруживши ту же, / Ваш конец будет много похуже!»

Собственно говоря, теперь разыгрывается как бы вторая, заключительная фаза этой борьбы с «либерданами», проводимая с помощью хорошо отработанных и усовершенствованных антисемитских клише. Подобно меньшевистским книжникам, нынешние оппозиционеры страдают специфической беспочвенностью, межеумочностью, они чужды русской материальной и духовной природе, чужды самой партии. «Руководящая группа оппозиции, — говорит Сталин, — оказалась группой мелкобуржуазных интеллигентов, оторванных от партии, от рабочего класса (Голоса: „Правильно!“. Аплодисменты)». Это бумажные души, еврейские скитальцы: «Получается впечатление, что мы имеем дело не с марксистами, а с какими-то оторванными от жизни канцеляристами или, еще лучше, „революционными“ туристами». Их «социальные корни» — в самой неукорененности. Короче, в противоположность земному реалисту и сердцеведу Сталину, это люди воздуха — и тот же Фейхтвангер пишет, старательно обобщая советские трафареты: «Логика Троцкого парит, мне кажется, в воздухе; она не основывается на знании человеческой сущности и человеческих возможностей»[468].

Но если Троцкого, о «небольшевистском прошлом» которого упомянул даже Ленин в своем «завещании», было сравнительно нетрудно навеки причислить к неисправимым меньшевикам («Собака вернулась к своей блевотине», — подытоживает Сталин цитатой из Писания), то как быть с бывшими союзниками самого генсека, со старыми ленинцами — Зиновьевым и Каменевым? Сталин справляется с проблемой поэтапно. Еще в 1924 году он с негодованием отвергает тогдашние нападки Троцкого на своих временных соратников:

Троцкий уверяет, что в лице Каменева и Зиновьева мы имели в Октябре правое крыло нашей партии, почти что социал-демократов [т. е. меньшевиков]. Непонятно только: как могло случиться, что <…> эти товарищи, несмотря на разногласия, ставились партией на важнейшие посты, выбирались в политический центр восстания и пр.? В партии достаточно известна беспощадность Ленина в отношении социал-демократов; партия знает, что Ленин ни на одну минуту не согласился бы иметь в партии, да еще на важнейших постах, социал-демократически настроенных товарищей. Чем объяснить, что партия обошлась без раскола? Объясняется это тем, что, несмотря на разногласия, мы имели в лице этих товарищей старых большевиков, стоящих на общей почве большевизма <…> Мы имели в лице Каменева и Зиновьева ленинцев, большевиков.