Как животные, когда пользуются обильным кормом, разжирев, делаются буйными и неукротимыми <…> так и иудейский народ, от опьянения и пресыщения низвергшись в крайнее нечестие, заскакал, не взял на себя ига Христова. Иудеи скорее играют, чем служат Богу[469].

Как животные, когда пользуются обильным кормом, разжирев, делаются буйными и неукротимыми <…> так и иудейский народ, от опьянения и пресыщения низвергшись в крайнее нечестие, заскакал, не взял на себя ига Христова.

Иудеи скорее играют, чем служат Богу[469].

Такому же точно ликованию предавались их предки, еврейские вероотступники, сотворившие Золотого тельца, — мотив, как мы помним, подхваченный Демьяном Бедным:

Между прочим, у Иоанна Златоуста евреи ведут себя по сегодняшним меркам несколько непривычно: они актерствуют, любят плясать на городских площадях, а также «драться из‐за плясунов, резаться из‐за наездников». И вообще, «между театром и синагогою нет никакого различия <…> А лучше сказать, синагога есть только непотребный дом и театр»[470]. В свете этих театрально-цирковых пристрастий станут понятнее насмешки Сталина над позерствующим Троцким, которого он, как когда-то меньшевиков, обзывает «фарисеем», а с другой стороны — «комедиантом», «актером», цирковым «чемпионом с фальшивыми мускулами», «опереточным Клемансо».

Неразумие и маловерие оппозиции

Неразумие и маловерие оппозиции

Подобно меньшевикам, Троцкому и прочим оппозиционерам соприродны неразумие, узко ветхозаветная приверженность мертвым буквам, а не творческому духу марксизма: в скудоумном буквоедстве и состоит «зиновьевская манера цитирования Маркса»; совсем на талмудический манер Зиновьев «отрывает отдельные положения и формулы Маркса и Энгельса от их живой связи с действительностью, превращает их в обветшалые [ср. ветхозаветные] догмы». Напомню: «Мы освободились от него [закона], чтобы нам служить (Богу) в обновлении духа, а не по ветхой букве» (Рим. 7: 6).

Все же позиция Сталина отнюдь не исчерпывается здесь иррационально-фидеистским аспектом: веру он увязывает с разумом — т. е. с адекватным пониманием сакральных текстов, к которому решительно не способны партийные иудеи. Согласно Павлу, сама приверженность Ветхому Завету обусловлена умственным младенчеством и школярством: «Закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы оправдаться нам верою» (Гал. 3: 24). В таком наивном школярстве Сталин, соответственно, уличает оппозиционеров. В его докладе об оппозиции на VII пленуме ИККИ есть даже целый раздел, озаглавленный «Зиновьев в роли школьника, цитирующего Маркса, Энгельса, Ленина». Правда, как мы вскоре увидим, согласно Сталину, эта роковая инфантильность сочетается с противоположным признаком оппозиционеров — их ветхозаветной старческой дряхлостью; столь полярное сочетание также было достоянием христианской, и прежде всего святоотеческой, антииудейской полемики.