Часто попадая в неловкое положение из-за отчаянной памяти на лица, я одно время решил кланяться на улице всем, кого только могу заподозрить в знакомстве со мной. И это решение значительно облегчило мне жизнь: в случаях ошибок никто не сердится, а только с удивлением поворачивается и долго смотрит вслед. Было только два или три случая, когда незнакомые пожилые дамы обиделись, приняв меня за ловеласа, который пристает на улице к хорошеньким женщинам. Однако, слава Богу, эти обвинения не отразились на моей репутации: указанных дам многие знают в лицо.

Есть, наконец, и еще целый разряд недоразумений: это встречи с людьми, с которыми я был знаком лет двадцать пять или тридцать назад.

Приду завтракать в наш скромный русский ресторан, и, вдруг со стула у соседнего столика срывается какой-то седой господин и с радостным лицом кидается ко мне:

– Дорогой! Как я рад! Приехал сюда на ваканс… Спрашивал ваш адрес, никто точно не знает… Ну, как поживаете?

Он энергично трясет руку, впивается дружески-восторженным взглядом.

– Да вот, слава Богу, поживаю… Доживаю… – с растерянно-счастливой улыбкой отвечаю я, чувствуя, как в это время моя мысль лихорадочно начинает копаться во всех уголках мозга. – А вы?

– Как видите, жив, здоров. А сколько за это время перенес! Вы были совершенно правы, когда отговаривали меня бросать насиженное место и уезжать. Екатерина Семеновна тоже была согласна с вами. A Алексей Никифорович, все-таки, подбил.

– Да… С его стороны это, действительно, неосмотрительно… Как-никак в Париже было неплохо…

– Вы хотите сказать – в Белграде? Я думаю! Уже жалованье в две с половиной тысяч динар получал. А, кстати, «Русскую Семью» помните? Весело было. Николай Григорьевич, Георгий Матвеевич. Ах, да! А Антошу помните? Умер, бедняга!

– Да что вы? Антоша?.. Антоша… А от чего?

– От воспаления легких. Восемнадцать лет назад. А, кстати, я бы хотел вас навестить, да только не хочу невпопад, когда заняты. Вы мне позвоните в отель «Альзас-Лоррен» и скажите, когда к вам прийти. Я с большой радостью… A ведь хорошее время было! Неправда?

– Эх, лучше и не говорить! – с грустной улыбкой произношу я. Затем, в подтверждение грусти вздыхаю и дружески начинаю прощаться.

Кто он, этот таинственный близкий друг? Как его имя? Фамилия? Иван? Николай? Владимир? Иваненко? Петренко? Сомов? Громов? Петров? Николаев? И как ему звонить?

* * *

А вот, что особенно обидно: всех тех лиц, с которыми я знакомлюсь сейчас, моя память долго не удерживает; a всех тех, с кем познакомился в ученические годы, до сих пор хорошо помню.