И вот появилась «Автономная социология», считающая вместе с Дюркгеймом290, что у нее есть свои собственные методы, свой собственный предмет изучения и свои собственные задачи. Но, когда Дюркгейм стал устанавливать методы и делать «автономные» предположения, оказалось, что без биологии и без индивидуальной психологии дело у него обстоит так же плохо, как у Шеффле с его руками, ногами, мозгом и печенью в коллективном организме.
В общем, все попытки установления закономерности социально-исторических явлений показали, что наше логическое мышление едва ли может дать что-либо кроме более или менее искусственных построений или шатких умозаключений по аналогии. Исторические и социальные факты даже с помощью научных методов легко толковать «вкривь» и «вкось». Ось истории совершенно различна для людей несходных умов, темпераментов, классов, национальностей, профессий. Достаточно взять произвольный пункт в качестве исходного и дедуктивно получить что угодно: и нелепое марксистское определение истории как борьбу классов; и, наоборот, историю, как развитие любви к ближнему; и историю, как постепенное выявление человеческой глупости; и историю, как шествие к самосознанию гегелевского мирового Духа; и, наконец, историю, как стремление к полному уничтожению человеческого рода, как в безответственных размышлениях Толстого.
Ничто не мешает электротехнику смотреть на историческое движение народов, как на миссию электрифицировать нашу планету. И ничто также не препятствует какому-нибудь отпрыску древнего рода написать историю своих предков в предположении, что к появлению этого знатного рода специально готовились все древние цивилизации сообща.
Не даром, при виде подобных трактовок исторических явлений в их совокупности, Шопенгауэр следующим мрачным образом определил мировую историю:
«Это – преходящие сплетения кружащегося, словно тучи в вихре, человеческого мира. Сплетения, которые часто совершенно преобразуются вследствие ничтожной случайности».
Итак, постепенно отцвели на Западе социологические теории, стремившиеся уложить разнообразие коллективной жизни в прокрустово ложе искусственных схем. И от всех этих научных попыток осталось только неопределенно-неясное понятие прогресса, которым так дорожит сейчас наша современная мысль. Впервые это понятие появилось в восемнадцатом веке и было формулировано Тюрго291, как постепенное совершенствование культурной и социальной жизни человечества. Последователи Конта – позитивисты, затем дарвинисты и Спенсер – заменили прогресс общим понятием эволюции; но те социологи, которые не соглашались рассматривать прогресс как частный случай общей эволюции органического и неорганического мира, и которые, как например, наш Н. К. Михайловский, придавали индивидуальной личности большую роль в истории и в общественной жизни, те удержали за понятием прогресса его значение усовершенствования не только биологически-материального, но интеллектуального и морального.