И почти всем этим реформаторам и теоретикам политико-экономам обязательно нужно во имя общего блага прежде всего уничтожение права частной собственности.

Государство само должно распределять блага, – учат социалисты различных оттенков. «Собственность – воровство», – говорит Прудон. В обыкновенном буржуазном государстве это «воровство» только поддерживается. Томас Мор видит в государстве «заговор богачей». «Власть существует для защиты богатых от бедняков» – утверждает Адам Смит. A «Коммунистический Манифест» устанавливает: «Политическая власть есть организованная сила одного класса для подчинения другого».

Получив от прошлых времен хаос всевозможных социологических учений, мнений и утопий, наш XX век, казалось бы, должен был прийти к полному скепсису относительно построения наилучшей формы общественно-политической жизни. Однако, у марксизма оказалось одно огромное преимущество над всеми другими утопическими домыслами, хотя бы над фурьеризмом с его сентиментальными «фаланстерами». Марксизм имел реальную опору для проведения в жизнь своих идей: класс рабочих и весь низший культурный слой современного общества. Такой опорой, да еще достаточно организованной для действия, не обладало до сих пор ни одно из утопических социальных учений. Марксистская социал-демократическая партия в Германии уже в начале нашего века играла немалую роль в политической жизни страны. Ее программа, основанная на эволюционном «созревании» капитализма для перехода в социализм, никого особенно не пугала, так как подобного «созревания» и перехода промышленного капитала в немногие руки, a затем к государству, ждать можно было еще очень долго, если не вечно.

И не произойди раскол в самой партии социал-демократов на меньшевиков и большевиков, цивилизованному миру не угрожала бы та опасность, которая повисла сейчас над всей нашей цивилизацией. Если бы Россию захватили меньшевики и честно проводили свою программу, то особенной катастрофы страна не испытала бы; практически владычество меньшевиков выразилось бы только во всеобщем оскудении экономики и в огромном вздорожании жизни. Это можно утверждать из опыта Англии и Франции, где при национализации некоторых видов промышленности бюрократизация предприятий съедает огромную часть доходов и понижает качество продуктов при отсутствии конкуренции.

А что касается раскольников социал-демократии – большевиков, которых нам подарили российские меньшевики, благоразумно удалившиеся после этого щедрого дара в капиталистические Соединенные Штаты Америки, – то их стремительный марксизм, без всякой тени эволюции и созревания чужих капиталов, известен теперь всем, кто честно хочет видеть и слышать. Их коммунистический опыт в России явное доказательство того, к чему приводит насильственное применение теории к жизни. Вся российская история последних десятилетий – сама по себе полное опровержение коммунизма. Обобществление средств производства, диктатура пролетариата, счастье от уничтожения ренты, исчезновение права наследования, словом – все то, что было объявлено Коммунистическим манифестом, всесторонне обследовано теперь русским народом. Отобрание от капиталистов прибавочной ценности труда оставило счастливых рабочих без приличного основного вознаграждения; уничтожение наследования сделало равнодушными не только наследников, но и тех, кто работает на себя и на детей. И не только материальная сторона жизни опровергает теоретические построения коммунизма. В «Манифесте» говорилось о полном духовном преображении человеческих масс после осуществления коммунистической программы: «Свободное развитие каждого явится условием свободного развития всех». Освобожденное от капитализма общество будет «истинным царством свободы», в которое оно попадет через социальную революцию путем «прыжка из царства необходимости». С переходом к коммунизму должны были исчезнуть все предрассудки, в том числе прежде всего – религиозные. Потребности в Боге не будет, так как это понятие возникает только при экономической несправедливости в обществе.