— Анатолий Васильевич, тридцать пять лет, женат, двое детей, рабочий стеклозавода… Все правильно? — оторвал от папки мутно-белесые глаза бессистемно лысеющий кадровик.
— Да, все верно, — сдержанно кивнул Панаров.
— А что вас вдруг к нам потянуло? — въедливо скривил влажный рот с отвислой нижней губой серенький сморчок.
— Со свояком болтали, говорил — получают неплохо… И стаж, — тужась сохранить приязненную непринужденность в голосе, ответил Анатолий, обводя взором высокие стеллажи с папками.
— Не много болтает свояк-то? — с отеческой заботливостью поинтересовался собеседник.
— Нет, он же подписку дал, — помотал головой Алешин папа, напрягшись и выпрямив спину, прижатую к спинке стула. — Никаких деталей о производстве.
— Кстати, а как ваших родителей на Сахалин занесло? — неожиданно бросил кадровик, вроде бы не придавая большого значения заданному вопросу, просто из светского любопытства. — Осужденные в семье были?
— Нет, они добровольно, по комсомольскому призыву поехали.
— Да?.. — удивленно вскинул брови серый пиджак. — Проверим…
Мужчина делал остро заточенным карандашом какие-то пометки в папке, лишь иногда коротко постреливая сощуренным оком сквозь залапанные пальцами диоптрии.
— А чего же обратно в деревню вернулись?.. — все-таки прицепился он к комсомольцам. — Проштрафились?
— Нет. Я народился, — повинился Панаров. — И болел там сильно. Климат тяжелый… Чехова, поди, читали?..
— Что есть, то есть… — неопределенно согласился кадровик. — За границей родственников нет?.. Хорошо… Где служили?.. В армии, надеюсь, были?
— Да, в Германии, в войсках связи, радистом, — с чувством гордости оповестил Панаров. — Состою на учете в военкомате, в запасе. Сборы посещаю.
— Значит, радиосигнал шифрованный за границу можете передать? — натужно пошутил кадровик. — Потенциальному неприятелю?
— Я немцев прослушивал и в наш штаб передавал, — изобразил возмущенное незаслуженным оскорблением лицо Анатолий.
— Связи, контакты с местным населением были?..
— Были, конечно.
— Вот как?.. — чуток подскочил внутри пиджака щуплый человечек. — Поподробнее…
— Тушенку на картошку с хлебом меняли, — скорбно признался Панаров. — На учениях.