В то же время Москва, может быть, впервые после заключения августовского договора столь жестко прореагировала на нарушение обязательств германской стороной. И дело заключалось, конечно, не в самих поставках, которые имели не такое уж существенное значение для СССР (по сравнению с заинтересованностью Германии в советской нефти и зернопродуктах).
К этому времени в целом ситуация в Европе начала стремительно меняться, мир вступал в новый этап, что не могло не сказаться на состоянии советско-германских отношений.
В первых числах апреля 1940 г. Германия начала вторжение в Норвегию и Данию. Уведомляя об этом Советский Союз, германское правительство подчеркнуло, что предпринимаемые действия не затронут интересов СССР. Они объяснялись имеющимися данными о намерении Англии буквально на днях высадить свои войска в Норвегии и Дании и желанием лишь упредить Великобританию. В меморандуме Германии также заявлялось, что она не намерена затрагивать неприкосновенность и самостоятельность Норвегии и Дании.
Своим вторжением Германия положила конец «странной войне» и начала подготовку к активным действиям на всем Западном фронте. Военная компания в Скандинавии была недолгой. Фактически не встречая сопротивления, немецкие войска вскоре заняли и Осло и Копенгаген. Москва сообщила в Берлин о необходимости поддерживать нейтральный статус Швеции и получила заверения Германии на этот счет и благодарность шведов за поддержку.
Тем временем события стремительно нарастали. 10 мая Шуленбург информировал Молотова о вступлении германских войск на территории Бельгии, Голландии и Люксембурга[739]. Слова Молотова, что «он не сомневается в немецких успехах» на Западном фронте, посол передал в Берлин[740].
Одновременно немецкие войска атаковали линию Мажино. Любопытен комментарий Шуленбурга. По его мнению, Балканские страны и весь Юго-Восток Европы, очевидно, почувствуют большое облегчение в связи с действиями Германии[741].
В середине мая германские войска заняли всю Голландию, прорвали линию Мажино и начали наступление на Париж. Об этом Шуленбург сообщил Молотову, на что советский нарком отметил важность движения немцев к Парижу. Несмотря на такую благоприятную реакцию, Шуленбург в довольно резкой форме поднял ряд вопросов, касающихся советско-германских отношений. Прежде всего он сообщил о нажиме Берлина по поводу снижения цен на нефть. Молотов согласился с предложениями Геринга о ценах на нефть, но выразил неудовольствие с положением дел о поставках немецкого угля в Советский Союз. В ходе беседы были отмечены и другие негативные моменты, связанные с экономическими вопросами, с работой Комиссии по эвакуации беженцев и др.[742]