Дело в том, что новые ремонстрации должны были содержать не только протест, но и благодарность регентше за ее миролюбивые заверения, переданные через архиепископа Тулузского. Это и был тот акт почтительности, та «зацепка» для начала переговоров, которую так ждал двор. Главное, чтобы коронные магистраты предстали с поклоном перед королевой, а каковы будут их новые претензии — не так уж важно[714].

В этот день, 8 февраля, генералов не было в парламенте по весьма уважительной причине: шел бой за Шарантон, самое крупное сражение Парижской войны. Городок на правом берегу Сены, ниже впадения в нее Марны, Шарантон контролировал сухопутную дорогу в Бри; он был наспех укреплен парижанами и стал местопребыванием гарнизона, выделенного из парижской армии. Конде полагал, что парламентские генералы не захотят терять этот форпост и рассчитывал вовлечь их в большое сражение, в котором пришлось бы принять участие и городской милиции. Стянув к Шарантону как можно больше сил, он добился численного превосходства над регулярной армией Парижа; правда, если бы в дело вступила парижская милиция, количественный перевес парижан стал бы шестикратным. Конде это не пугало, он полагался на силу своей позиции: к Шарантону парламентским войскам пришлось бы продвигаться по дефиле между Сеной и Венсеннским лесом, где по сгрудившейся массе плохо обученных ополченцев был бы нанесен удар с фланга и тыла занимавшим Венсеннский замок королевским гарнизоном. После этой кровавой резни Париж, по мысли Конде, должен был быстро капитулировать, один удар решил бы судьбу войны.

Но парижские генералы разгадали замысел полководца, они не стали вводить в дело рвущуюся в бой милицию, предпочтя пожертвовать Шарантоном. Городок был взят штурмом, отчаянно защищавшийся гарнизон истреблен, комендант пал в бою. Были потери и у королевских войск, погиб ближайший друг Конде молодой герцог Гаспар Шатийон де Колиньи, правнук знаменитого вождя гугенотов. Было хорошо известно, что Шатийон был против войны, и в Париже появился ряд памфлетов, подробно излагавших обращенную к Конде предсмертную «речь» умирающего, который якобы убеждал друга не истреблять более сограждан, поддерживая негодяя Мазарини.

Военное руководство Парижа в эти дни ясно показало, какую тактику оно считает для себя предпочтительной. Под Шарантоном еще шел бой, когда стало известно, что на Орлеанской дороге, в Этампе собрали для столицы большое стадо скота и требуется эскорт. Немедленно туда был отправлен кавалерийский отряд Нуармутье, а на другой день, в подкрепление ему, — отряд Бофора. До Этампа кавалеристы добрались благополучно, но на обратном пути их попытались отрезать от столицы королевские войска под началом маршала Грамона. Они были отброшены парижской конницей, и 10 февраля Бофор и Нуармутье, торжествуя, ввели в Париж стадо быков, баранов и свиней. Этот день показал, какой популярности у парижан сумел добиться Бофор — можно сказать, что из всех внуков Генриха IV этот «король рынка» лучше всех унаследовал харизму своего деда и его умение общаться с простолюдинами. Когда в Париже стало известно о грозящей принцу опасности, городская милиция в массе своей, не ожидая приказа ратуши, выступила из города на помощь народному любимцу.