Когда парижское командование решило сосредоточиться на конвоировании продовольствия, отказавшись от крупных столкновений с противником, оно рассчитывало, что затягивание войны будет на руку осажденным. В запасе было три козыря. Во-первых, помощь с запада: если бы Лонгвиль полностью овладел ситуацией в Нормандии и ударил с тыла на Сен-Жермен, то к середине февраля эти надежды уже увяли (хотя обнадеживающие ложные слухи продолжали распространяться). Во-вторых, помощь с востока: если бы маршал Тюренн, командующий французской армией в Германии, примкнул к восстанию и двинулся к Парижу, на помощь своему брату Буйону. Но позиция маршала внушала подозрения Мазарини, и он принимал свои меры против этой возможности. В-третьих… (но третий козырь был самым секретным: в отличие от первых двух он никак не мог быть одобрен парламентом, и тут требовалась особая тонкость) в-третьих — помощь с севера, от стоявшей во Фландрии испанской армии. Акт государственной измены, за которую при Ришелье поплатился головой вступивший с ним в борьбу королевский любимец Сен-Мар.

Правда, уже с середины января, когда стало ясно, что быстро расправиться с Парижем не удастся, Мазарини вступил в контакты с переселившимся из Мюнстера в Брюссель лидером испанской дипломатии Пеньярандой. Мирными переговорами эти сношения считать невозможно: оба политика были слишком искушенными дипломатами, чтобы в столь неясной обстановке выдвигать какие-либо конкретные предложения; сновавшие между Брюсселем и Сен-Жерменом курьеры передавали общие заверения во взаимном миролюбии.

Для Мазарини были важны не мирные переговоры, а их имитация: пусть парижане думают, что мир вот-вот будет заключен и тогда им придется туго.

Положение Пеньяранды было более сложным, он стоял перед альтернативой. Можно было воспользоваться затруднительным положением партнера и навязать ему выгодные для Испании условия мира (особенно если испанцы при этом окажут военную помощь против парижских мятежников). Но тут нельзя было «перегнуть палку»: слишком жесткие требования могли привести к примирению двора с парламентом на «патриотической» основе, и тогда ответственность за продолжение войны пала бы на испанцев. Если же Мазарини будет свергнут, все сделанные им уступки отменит победивший парламент, и испанцы будут выглядеть пособниками тирана-кардинала. Наступательные военные действия пока можно вести на завоеванных французами землях во Фландрии, но не на территории самой Франции, чтобы не способствовать примирению двора и парламента.

В общем выходило, что нужно, не отказываясь от переговоров, тянуть время, выжидая, пока какие-либо события продемонстрируют необратимость внутрифранцузского конфликта.