Фронда Принцев началась после того, как 18 января 1650 г. по распоряжению королевы были заключены в тюрьму Конде, Конти и Лонгвиль. (Брат и зять примирились с Конде после Сен-Жерменского мира и теперь выступали как единый клан.) Парижане восприняли известие об аресте принцев с одобрением и даже с радостью, объяснявшейся отчасти тем, что ожидали совсем другого. В самый день ареста распространился ложный слух, что арестованным принцем был не Конде, а Бофор; после этого горожане, готовые защищать своего любимца, даже напали на площади Дофина на карету губернатора Парижа маршала Лопиталя. Удостоверившись в истине, народ принялся устраивать фейерверки и выставлять праздничные столы на перекрестках, угощая вином прохожих.

Вступив в союз с Мазарини, фрондеры выговорили ряд персональных уступок. Были удовлетворены требования Бофора: его отец, герцог Вандом, стал адмиралом Франции (точнее, «сюринтендантом навигации и торговли», — пост, который некогда занимал Ришелье, а тогда держала за собой сама королева, ввиду притязаний на него Конде), а Бофор — его наследником на этом посту.

Наконец-то произошла отставка Сегье: 2 марта канцлеру пришлось передать печати назначенному их хранителем Шатонефу — свершилось именно то, на что никак не хотел соглашаться Мазарини семь лет назад. От Шатонефа ожидали жесткой антифинансистской политики, и сразу после его назначения пошли слухи, что по его настояниям будет вот-вот создана Палата правосудия[823]. Но слухи так и остались слухами — каковы бы ни были личные намерения хранителя печатей, обстановка не позволяла так обижать финансистов. В пику предшественнику Шатонеф отменил многие введенные Сегье поборы за приложение королевских печатей и, несмотря на жалобы королевских докладчиков, вернул в обычные трибуналы дела, взятые оттуда в Государственный совет в порядке эвокации[824]. Однако «министром Фронды» Шатонеф все же не стал. Семидесятилетнего старца, чудом вернувшегося к власти, обуревали честолюбивые надежды: то ли отнять у Мазарини пост первого министра (но для этого надо было завоевать доверие королевы), то ли перейти в духовное сословие и стать кардиналом (на этой почве он столкнулся с Гонди).

Сюринтендантом финансов после отставки Ламейрэ (одним из двух: вторым, формальным, стал как и раньше брат Мема д'Аво) с ноября 1649 г. был со скандалом смещенный в июле 1648 г. Партичелли д'Эмери. Его возвращение к власти раздражало оппозицию, однако решительных протестов не было: д'Эмери вел себя достаточно осторожно, а его профессиональные способности не вызывали сомнений. 23 мая 1650 г. он скончался, и новым сюринтендантом (уже единоличным) стал один из президентов парламента Рене де Лонгей де Мэзон, фигура явно компромиссная: парламентарий, связанный с оппозицией через брата, аббата Пьера де Лонгея, советника Большой палаты, известного своими способностями к интриге — и в то же время протеже Гастона Орлеанского, во время Парижской войны находившийся в Сен-Жермене. Новый сюринтендант, однако, не пользовался кредитом у финансистов и не обладал способностями, необходимыми для исполнения его сверхсложных обязанностей.