Своекорыстная финансовая политика бордосских парламентариев разочаровала народные низы, на которые перелагалась вся тягота чрезвычайных сборов, необходимых для расплаты города с его кредиторами. Имя Конде было популярным в Бордо, поскольку было известно, что во время войны 1649 г. он, будучи врагом губернатора Гиени д'Эпернона, защищал в Узком совете интересы бордосцев. Поэтому мятежным аристократам удалось получить поддержку восставшего плебса, который открыл перед ними городские ворота и заставил 22 июня 1650 г. парламент заключить союз со сторонниками Конде. Осадив Бордо, королевская армия столкнулась с сопротивлением, и только 1 октября благодаря посредничеству Парижского парламента был подписан мир. Приверженцы Конде должны были оставить Бордо, но не разоружились, сохранив свои укрепленные замки и возможность в любой момент возобновить войну под лозунгом освобождения принцев. Ненавистный парламенту д'Эпернон был смещен, а талья для Гиени была снижена более чем вдвое.

К концу 1650 г. положение Мазарини пошатнулось. Война со сторонниками Конде оказалась обременительной, тем более что пока главная королевская армия была занята в Гиени, испанские войска, пользуясь заключенным Испанией союзом с мятежниками, почти беспрепятственно вторгались из Южных Нидерландов в глубь французской территории. В Париже усилились антимазаринистские настроения, кардинала стали считать главным виновником гражданской войны, популярность же заключенных принцев возросла. От парламента стало зависеть очень много: его возвращение в оппозицию грозило Мазарини изоляцией, если бы к тому же противником кардинала стал находившийся под влиянием Гонди Гастон Орлеанский.

И как раз в это время, 2 декабря 1650 г., жена Конде представила в Парижский парламент официальную просьбу: либо освободить арестованных принцев, либо судить их; эта просьба была мотивирована необходимостью соблюдения Октябрьской декларации. Коронные магистраты, которым надлежало первым высказать свое мнение (среди них — недавно назначенный генеральным прокурором Никола Фуке, в будущем знаменитый сюринтендант финансов), находились в большом затруднении и обратились к королеве. 7 декабря выступавший от их имени Талон изложил коллегам суждение регентши: в данном случае речь идет об административном аресте, а это «касается королевской власти и управления государством», и парламент не вправе заниматься такими делами. Приведя эти слова, генеральный адвокат тут же от них отмежевался, но все же сказал, что, по мнению коронных магистратов, парламент должен найти решение приятное королеве, а потому прошение принцессы следует отклонить, сославшись на то, что она не имеет права действовать от имени своего мужа[825].