В нервной обстановке этих месяцев Гонди, разочаровавшись в лидерских способностях Гастона Орлеанского, вступает в тайный сговор с королевой. Цель коадъютора чисто эгоистическая: только бы добиться от двора выдвижения своей кандидатуры в кардиналы. Он знает, что ненавидящий Мазарини папа Иннокентий X без промедления утвердит кандидатуру его противника. Но сначала надо оказать ту услугу двору, о которой его просит сама королева — организовать сопротивление Конде в парламенте. И Гонди берется за дело. Он, конечно, не пытается смягчить инвективы принца в адрес Мазарини и его ставленников, наоборот, сам вовсю бранит преступного кардинала (Анне он объяснил, что иначе нельзя, что возвращение ее фаворита невозможно и об этом нечего думать), но в то же время старается внушить парламентариям мысль, что нельзя под предлогом борьбы с мазаринистами подрывать основы монархии: раз королева заверяет своим словом, что кардинал никогда не вернется, то нужно верить и нельзя докучать ей все новыми требованиями.

Весной 1651 г. парламент решил, наконец, активно заняться положением в провинциях, направив туда своих комиссаров, — разумеется, не для того чтобы организовывать сбор налогов, а совсем наоборот, чтобы защитить народ от насилий солдат. Поводом к этому вмешательству послужили события в близком к Парижу городке Санлисе, где произошли столкновения солдат с местными жителями. После того как горожане задержали и препроводили в тюрьму одного солдата (тот пытался изнасиловать женщину и убил вступившегося за нее почтенного домовладельца), его капитан поднял свою роту, взял штурмом тюрьму и выпустил на свободу всех заключенных; главный судья бальяжа направил составленный о том протокол на рассмотрение парламента[833]. Назначенный Уголовной палатой парламента расследовать это дело советник Менардо не спешил с выездом: в Санлисе солдаты, узнав о предстоящем прибытии парламентского комиссара, «забаррикадировались и решили противодействовать правосудию»[834].

Жалобы на солдат были постоянным явлением, и парламент счел нужным провести общее собрание, специально посвященное вопросу о наведении порядка в армии, пригласив на него Гастона Орлеанского. Это собрание состоялось 25 мая 1651 г.[835] Гастон признал многочисленность эксцессов, но заявил, что они неустранимы: во Франции «больше солдат, чем она может содержать».

Парламентские радикалы не разделили этого олимпийского спокойствия. Шартон обратил внимание на то, что солдаты уже начали самочинно собирать в свою пользу талью, «принуждая целые приходы отдавать им вдвое больше того, что они обязаны». Бруссель решительно заявил: «Надо отражать силу силой и позволить народу нападать на солдат, совершающих бесчинства» (Моле перебил: «Этого ни в коем случае нельзя делать!»); он закончил предложением разослать в провинции парламентских комиссаров, чтобы те следили не только за поведением солдат, но и за чрезмерностью поборов. Мнение Брусселя было поддержано другими парламентариями, предложившими дать этим комиссарам право судить виновных, опираясь на помощь местных судебных трибуналов. Против этого возражали Гастон, Конде и Моле, считавшие, что деятельность делегатов парламента должна ограничиваться сбором информации. Все же принятое постановление придало комиссарам судебные функции, но под контролем парламента.