1 мая было совершено нападение на Ж.-Б. Кольбера, который тогда управлял имуществом Мазарини. Будущему министру помогли вооруженные буржуа, арестовавшие нескольких нападавших. Но Бофор приказал их освободить, заявив, что они — его люди[842].

Постепенно настроения народа стали, однако, меняться, тем более что двор проявил гибкость. 16 июня король дал понять специально вызванной депутации парламента, что Мазарини будет уволен в почетную отставку при условии полного разоружения мятежных принцев, отказа их от союза с испанцами и т. п. При обсуждении этого предложения в парламенте у его ворот шли манифестации; народ по-прежнему не хотел Мазарини, но требовал мира, и принцы не могли этого не учитывать. Гастон и Конде заявили, что в случае отставки Мазарини они выполнят все королевские требования. Казалось, дело шло к быстрому замирению, если бы не важнейший спорный вопрос, кто сделает первый шаг: сначала отставка Мазарини, а потом переговоры (чего требовали принцы) или сначала заключить мир, а потом уже прощаться с кардиналом (условие двора).

Внезапно непредвиденные события придали делу совсем новый оборот. 2 июля в Сент-Антуанском предместье армии Конде пришлось вести неравный бой с превосходящими королевскими силами под командованием Тюренна. Она проигрывала сражение, солдат теснили к городским стенам, а ворота были заперты, в город пропускали только тяжело раненных. И тут, словно во времена Жанны д'Арк, армию спасла девушка, дочь Гастона Орлеанского, принцесса Анна-Мария де Монпансье, известная под титулом Мадемуазель (1627–1693), сполна наделенная той энергией, которой так нехватало ее отцу. Сам Гастон в этот день сказался больным и не хотел помогать Конде. Однако, уступая настояниям дочери, он под конец все же дал ей верительное письмо к ратуше на предмет принятия срочных решений. Мадемуазель потребовала послать в помощь Конде 2 тыс. солдат городской милиции — эшевены ответили отказом: никто не пойдет, бесполезно даже приказывать. Тогда принцесса стала настаивать, чтобы для терпящей поражение армии хотя бы открыли ворота Сент-Антуан. Ей удалось запугать магистрат: под окнами уже собиралась толпа и девушка грозила к ней обратиться. Приказ открыть ворота был отдан, после чего Мадемуазель отправилась в Бастилию и принялась убеждать командовавшего там Лувьера поддержать отход Конде артиллерией. Сын Брусселя отказывался, просил письменного приказа Гастона — она сумела истребовать у отца этот приказ, лично организовала стрельбу и даже дала залп по королевской ставке, где тогда находился сам Людовик.