Нора выглядела бодрее, чем в прошлый раз – ее коляска была придвинута к обеденному столу, на котором стояла коробка из-под обуви со стопками ее писем. Нора осторожно встала и обняла Фиону, а Йелю сказала, что у него уставший вид. Их впустила Дэбра, холодно чмокнув Фиону в щеку, совершенно игнорируя Йеля, а затем ушла в магазин за продуктами. Йель надеялся, что она займет себя чем-нибудь еще: навестит подруг, сдаст в ломбард драгоценности, хоть в грязи вываляется, что угодно.

Йель сказал Норе, что они запланировали выставку на следующий октябрь, но умолчал о том, что лишился работы. Если Дэбра и рассказала ей, Нора не стала затрагивать эту тему.

– Мы тебя похитим и привезем в город! – сказала Фиона. – Будем катать в коляске и разгонять всех с твоего пути!

Нора рассмеялась.

– Коляску люди всегда пропустят.

Йель сказал ей, что на этот раз их визит носит более неформальный характер.

– И, хотите верьте, хотите – нет, мы не собираемся вытягивать из вас даты. Для начала мы хотим услышать историю Ранко. Вы, можно сказать, оставили нас в подвешенном состоянии.

Нора была очень рада закончить свой рассказ, но сперва она настояла, чтобы они приготовили себе сэндвичи. Она бы сама им сделала, если бы не коляска. Они втроем нашли белый хлеб и сыр, и пасту для сэндвичей. А также подсохший салат айсберг, которым Йель не соблазнился. А Роман положил немного себе в сэндвич, так что зелень выглядывала по краям.

Йель с Фионой пошли в гостиную впереди него.

– Он лапочка, – прошептала Фиона. – Ты можешь назвать хоть одну причину, почему не должен снова соблазнить его?

Йелю на ум приходила пара таких причин, но они уже приблизились к Норе, и их нагонял Роман.

– Вам повезло, что у меня еще варит котелок, – сказала она, – я даже помню, о чем вам уже рассказывала. У нас был девятнадцатый год, не так ли?

Фиона села за стол рядом с Йелем и, взяв его блокнот и ручку, написала печатными буквами: «СДЕЛАЙ ЭТО». А затем пририсовала непристойную картинку совокупляющихся человечков, и Йель с трудом подавил смешок, словно подросток в синагоге.

Роман принес магнитофон и включил запись, и Нора начала рассказывать о том лете: как работа моделью приводила на безумные вечеринки и затянувшиеся ужины, как она стала своей в кругу настоящих художников, куда не могла попасть, будучи студенткой.

– Прошло уже пять лет, – сказала она. – На самом деле, я верила, что он пережил войну, потому что несколько друзей видели его под самый ее конец. Хотя никогда нельзя быть уверенной с гриппом. Но в любом случае я списала его со счетов. Все знали, что он не заявил своего права на премию.