– Я не знал, что Маркетт был священником, – сказал он.

– Разве тогда не все были священниками?

– Ну…

Что-то взорвалось у них под ногами.

Точнее, разбилось, разбросав осколки, но тротуар остался на своем месте, как и их туфли.

Йель резко развернулся и увидел крупную женщину с растрепанными волосами, в джинсовке – она смотрела в их сторону, но шагала к дверям кафе. Впереди нее быстро шла, смеясь, другая женщина. Вероятно, ее подруга, смущенная произошедшим. Под ногами у Йеля с Романом валялись осколки бутылки, залитые пенными остатками газировки.

– Меня от вас тошнит! – прокричала крупная женщина и побежала догонять подругу. – Извращенцы, педофилы ебаные!

И женщины исчезли в дверях.

Роман шагнул назад, в осколки. Он сложил губы кружочком и медленно выдохнул.

– Похоже, – сказал Йель, – она не фанат исторических справок.

Он дрожал, но намеревался сохранять спокойствие. Он чувствовал свою ответственность, словно одно то, что он подрочил Роману, сделало того геем, и все теперь видели это. Хотя он понимал, как это глупо.

Роман сошел с тротуара и потер туфли о слежавшийся снег.

– Она даже не видела наших лиц. Только спины.

– Ты как? – спросил Йель. – Извини что…

– Не то чтобы я не слышал такого раньше.

– То есть это же Висконсин.

– Не делай вид, что это случилось только потому, что мы пересекли границу Висконсина.

– Слушай, – сказал Йель, – давай не будем говорить Фионе.

И тут она как раз вышла.