Йелю во всяком случае было о чем поговорить с Чарли, что рассказать, чтобы не молчать. То обстоятельство, что он не ответил ни на одно письмо Чарли, подразумевало, что у него набралась масса новостей. Чарли мог не знать о том, что Фиона поступила в колледж; ей сообщили об этом только на прошлой неделе. Ему, несомненно, уже передали, что Йель работает в Де Поле, в отделе по привлечению средств, но он едва ли знал, какая это зеленая тоска, как там все вертелось вокруг денег – ни искусства, ни красоты. Йель прошел собеседование на страховку, покрываясь потом, ответил отрицательно на вопрос о СПИДе. Доктор Ченг предъявил страховое требование на зидовудин пять месяцев назад, и оно все еще рассматривалось. Страховая компания хотела знать имена всех врачей, лечивших его за последние десять лет, и Йель волновался, что с ним поступят так же, как с Катсу – раскопают какую-нибудь болячку столетней давности или дерматолога, которого он забыл указать, после чего обвинят его в сокрытии информации. У страховщиков был на все про все целый год, тем временем Йель платил тысячи долларов из своего кармана, надеясь, что они в конечном счете вернутся к нему. Но у него, по крайней мере, была работа, рабочее место, за которое можно держаться.

Он мог рассказать Чарли, что Билл отложил выставку Норы, самое раннее, на осень девяностого, и хотя Йель был в отличной форме – спасибо, что спросил – он боялся, что не дождется ее. Он мог сказать ему, что Нора умерла прошлой зимой; что он так надеялся, что сможет хотя бы послать ей фотографии с выставки, если ее не смогут доставить в галерею Бригга, как они мечтали. Но Чарли, вполне возможно, уже не помнил о Норе.

Он мог рассказать ему, как его лимфатические узлы распухли прошлым летом, но потом снова пришли в норму, и его Т-клетки были лучше некуда, и он пил витаминные коктейли и занимался визуализацией. Он мог поделиться, что доктор Ченг сказал ему, что он не должен – ни при каких обстоятельствах – держать у себя кота с его лотком, и Роско теперь живет у Сесилии с сыном. Он мог бы сообщить, что наконец съехал из башни Марина-Сити и живет теперь на съемной квартире в Линкольн-парке, где со стен осыпается краска, но есть отдельная стиралка.

– Отвезти тебя на собрание DAGMAR[131] на следующих выходных? – сказал Эшер.

Йель никогда не понимал целей DAGMAR, отчасти потому, что значение последней буквы у них постоянно менялось: Рейган, республиканцы, репрессии, ретрограды. Каждый раз, как их не спросят, это уже что-то новое.

– Они теперь, кажется, против рододендронов? – сказал Йель.