Он вдавил печать Эшера в левую ладонь; остался легкий след красных чернил.

– Тебе станет лучше, – сказал Эшер. – Из моих знакомых все равнодушные к политике просто не высвободили свой гнев. А как высвободишь, станет намного легче. Слушай, прямое действие… прямое действие – это третья самая приятная вещь на свете.

– А вторая?

– Снять мокрые плавки.

– Хах.

Йелю вообще-то хотелось сказать да, но в присутствии Эшера его охватывал мандраж. Это не шло на пользу его нервной системе. К тому же прямое действие применительно к протестам подразумевало лежание на асфальте, глотание перцового аэрозоля, надевание наручников и посадку в патрульную машину, где летом закрывали дверцы и включали печку. Йель и в школе-то не мог отбиться от мальчишек в раздевалке. Разве сможет он постоять за себя в присутствии Эшера, против чикагских копов в третьем поколении? Он сказал, что подумает об этом. Он сказал, что у него уйма дел по работе.

Единственным местом, где он регулярно видел Эшера, была группа поддержки. Эшер всегда показывался с получасовым опозданием, ослабляя галстук. Если Йелю удавалось занять место рядом с собой – обычно он клал там свое пальто, а потом как бы невзначай убирал его – Эшер садился с ним, пожимая ему шею сзади. В остальных случаях он стоял за спинами остальных, отказываясь от предложения терапевта сесть на один из стульев, стоявших у стены. Когда Эшер брал слово, он не делился чем-то личным, своим диагнозом или его последствиями – он толкал речь. Он никогда не одобрял тестирования, но в прошлом году он вдруг резко похудел, у него начались проблемы с желудком, и врач настоял на анализе Т-клеток. Его показатель был ниже сотни. Почти на каждом собрании он разражался гневом из-за стоимости зидовудина. Словно производители были во всем виноваты, словно с этим можно было что-то поделать. Он начинал орать, что это самое дорогое лекарство в истории.

«По-вашему, это случайность? По-вашему, это не ненависть в чистом виде? Десять тысяч долларов в год! Десять тысяч ебаных долларов!»

Он никогда не давал волю слезам, никогда не рыдал об умершем друге, о том, что все они умрут, или о комплексе вины выживших.

После собраний Эшер советовал Йелю сойтись с кем-то в группе. После краткой интрижки с Россом, рыжим парнем из Марина-Сити – в основном, они просто ужинали, поскольку Росс, проходивший тестирование в первый рабочий день каждого третьего месяца, до смерти боялся любой близости, кроме поцелуев – Йель практиковал воздержание.

«Взять Джереми, с подбородком, – сказал как-то Эшер, когда они пили кофе после собрания. – Без груза прошлого, твой ровесник, изумительные руки. Я сужу по предплечьям, но экстраполирую. Вы оба положительные, он живет в квартале от тебя и финансово независим. Я не предлагаю вам съехаться, но вы можете обменяться биологическими жидкостями и получить удовольствие».