Но объединение снизу, объединение по французскому примеру положило бы конец этим планам. В Германии, объединившейся революционным путем, Пруссия была бы не господствующей, а рядовой областью среди других земель.

Враждебность России к революционной Франции имела другие причины, чем враждебность немецких государств. Царская Россия с ее абсолютизмом, все более становившимся препятствием на пути развития своей страны, боялась влияния французской революции. Кроме того царизм намеревался захватить часть оставшейся неподеленной Польши, и европейская война против Франции представила бы для этого лучший повод.

Наконец, для внутриполитического положения Англии французская революция также имела определенное значение. Там началась борьба за окончательный переход власти в руки буржуазии — борьба стремившихся стать у власти предпринимателей и их представителей, новых «радикалов», против старой крупной буржуазии, заключившей союз с частью дворян — крупных землевладельцев и с близко стоявшей к этому дворянству короной. Внешне этот союз выражался в сближении обеих партий — тори и вигов, — причем перевес был на стороне буржуазии. Но и здесь новые промышленные круги должны были сначала завоевать власть и создать условия для своего развития, а французская революция являлась для них подходящим стимулом. Для правившей старой крупной английской буржуазии французская революция была знамением, ниспосланным с неба, чтобы навсегда избавиться от французских соперников, присвоить себе колониальные владения Франции за океаном и овладеть сферами ее влияния в Европе.

Испания выступила отчасти из страха перед революцией, отчасти под влиянием Англии, а также в надежде если и не захватить чужие колонии, то по крайней мере возвратить часть своих прежних колоний.

С 1790 по 1792 г. Австрия проявляла подчеркнуто мало интереса к интервенции против Франции. Кауниц привел в ярость государственные канцелярии заинтересованных в интервенции стран, заявляя всем и каждому, что стремление подавить революцию во Франции силой является верхом глупости, что революцию можно предотвратить не военными средствами, а финансовыми реформами и просвещенной политикой. Даже казнь королевы Марии Антуанетты, замужество которой Кауниц устраивал сам, не изменила его позиций; он повторял, совершенно в духе Иосифа, что в своей судьбе французская королевская чета виновна сама. Несколько раз он заявлял, что французская революция имеет свои хорошие стороны. Кстати, в поведении Кауница большую роль играло нежелание таскать каштаны из огня для Пруссии, которую он называл «естественным и наследственным врагом Австрии». А при рассмотрении одного из последних предложений Пруссии, касавшихся присоединения Австрии к антифранцузскому фронту, прусскому посланнику прямо было заявлено, что Австрия не желает войны, так как она знает, что при этом будет обманута Пруссией.