Со своими тыловыми подразделениями Макаров на этот раз обошелся круто: велел зачислить в роты полковой оркестр, похоронную команду, часть саперов, часть транспортного взвода и даже отобрал у штабных офицеров всех ординарцев. Эта чистка не обошла и санроту: Брескину пришлось отдать в стрелки несколько санитаров.
В этот же день приказано было взводу полковых разведчиков совместно с группой добровольцев из батальона Визгалина подготовиться к ночной вылазке на высоту «905».
Фокину приказали набить полную сумку индивидуальными пакетами, раздать их всем добровольцам. И сопровождать группу. Командир взвода разведки лейтенант Самохин отбирал в группу людей с большим боевым опытом и непременно только коммунистов и комсомольцев. Из вновь прибывшего пополнения никого не брал. Когда очередь дошла до фароновской роты, он повторил свои условия и сказал:
— Коммунисты и комсомольцы, шаг вперед!
В зеленой ложбинке, залитой солнцем, стояло одиннадцать человек. Это была вся рота, в полном составе, только что пополненная частью музыкантов из дивизионного духового оркестра.
Первым вышел Залывин, потом парторг роты Нечаев, и за ними тотчас же вышагнули из строя еще пять человек: Каримов, Финкель и трое других бойцов. Минуту спустя вышел Саврасов.
— Товарищ лейтенант, я беспартийный и не комсомолец, но не отделяйте меня от моих ребят. Я воевал в Карелии, от начала до конца здесь.
— Не могу! — твердо сказал Самохин.
Залывин нахмурился и сказал:
— Возьмите его, лейтенант. Если бы в группе все были такими, как он, мы бы эту высоту голыми руками взяли.
— Но мне приказано, — уперся Самохин, — набрать в группу только коммунистов и комсомольцев. — Он или не понимал, что обижает своим отказом всю роту в лучших ее побуждениях, или действительно стоял на букве приказа, но он плохо знал самого Залывина.
Залывин не стал пререкаться, скомандовал:
— Добровольцы восьмой роты! Вернуться в строй!
Все, даже Нечаев, вернулись на свое место.
— Что это значит, лейтенант? — строго спросил командир взвода разведки.
— А это значит, что вам придется поискать других добровольцев. Мы здесь научились все доверять друг другу.
Фаронов с досадой махнул рукой, пробубнил в сторону Самохина:
— Я же говорил вам…
— Ох и народец у тебя! — уже с веселинкой в голосе заметил Самохин. — Ладно, согласен. Было бы на пир, а то ведь немцам в зубы… А им хоть бы что!
— Они у меня такие! — горделиво улыбнулся Фаронов.