Власть есть и искушение. Как любое личное дарование, власть должна не только понять свое предназначение и реализовать его, но она должна понимать и свою ограниченность. Поскольку каждый ее носитель индивидуален, власть может нормально развиваться исключительно в тех границах, которые ей заданы.

Между тем стремление человека уйти для себя от любых границ, желание признать свое всемогущество, приводят к тому эффекту, когда не только дарование не служит Правде, но и легко переступает те границы, в которых сам ее носитель может нормально духовно развиваться. Основой общежития может быть положена только любовь к ближнему, любовь постоянная, безотносительная, диктуемая нравственной обязанностью. Но эта любовь должна ориентироваться на постоянный и строгий самоконтроль, на признание своих недостатков, своей ограниченности, греховности.

Как только незримый рубеж будет перейден, так сразу же возникают искушения в придании себе лично мессианской, самодовлеющей и спасительной для мира роли. Тогда любовь к ближнему трансформируется в любовь к «меньшему ближнему», во имя которой человек может перейти любые границы и сам устанавливать для себя «свою правду», «свои правила». Человек признает себя богом и, как следствие, отказывает в этом менее сильному лицу. Данное искушение тем более сильно, что так легко представить себе ситуацию, при которой именно «мое» благотворное влияние и деятельность могут стать первопричиной будущей гармонии мира и будущей справедливости, торжествующей на земле.

Не случайно, как правило, подвижники и отцы Церкви, известные своей святостью, никогда не стремились к власти, но всячески старались избегнуть искушения ею. Когда братия монастыря, где трудился и жил преподобный Сергий Радонежский, предложила ему принять чин игумена, он долго отказывался, считая, что «желание игуменства есть начало и корень властолюбия». «Не труда и подвига убегал он, – писал святитель Платон, – а считал себя недостойным такого сана, и рассуждал, что, будучи подначальным, он удобнее устроит дело своего спасения, нежели тогда, когда примет на себя нелегкое бремя попечения о спасении других».

Позже, когда святитель Алексий, митрополит Московский, предлагал перед своею смертью принять преподобному Сергию Радонежскому чин архиерея, чтобы иметь его своим преемником на митрополистском престоле, последовал аналогичный отказ. «Смиренный пустыннолюбивый Сергий никак не мог примириться с мыслью о принятии на себя архиерейского сана, и, наконец, сказал своему другу Святителю: “Владыко святой! Если не хочешь ты отгонять моей нищеты от твоей святости, то не говори больше об этом. Не дозволяй и других побуждать меня к тому: поверь, что невозможно найти во мне того, чего желаешь ты”»[574].