Как достигается эта духовная высота? В стихотворении «Спи» процесс внутреннего устроения «не прописан» так подробно, как это сделано в статье-письме «Картина Иванова». В поэтическом же произведении слово, метафора выскажут больше, чем многостраничный текст, в нем ярче явлено свое, хомяковское, которое читается в его реминисценциях («подвиг дневной» – не прямая, но узнаваемая цитата из стихотворения «Подвиг есть и в сраженьи…»). Более же всего собственно авторское проглядывает в формулах:
Заключительная строфа построена как развернутое сравнение: старость уподобляется потухающему небосклону. Такие картины чаще всего открывали романтические элегии, задавали основное настроение, во многом определяли образный строй, стиль, мелодику стиха. Здесь же все по-другому – нет романтических скорби и уныния по утраченным безвозвратно юности и жизни. Сближение человеческого возраста и природной поры угасания у Хомякова имеет иную, не романтическую семантику. В духовной литературе картины мироздания читаются как страницы книги природы: «Она открывается для последователей и учеников Евангелия, для любителей славы небесной» (I, 403), – поэтому финал стихотворения «Спи» не мрачен, наоборот, тон в нем задают первое и заключительные слова: «
К исполнению этой творческой задачи был устремлен Алексей Степанович, которого более занимала мысль, «чтобы отыскать в самом себе то, что действительно самому присуще, что лежит в сердце его сердца, <…> чтобы отыскать свою коренную любовь» (III, 358). Это один из основополагающих принципов русской школы, рождающий самобытность национально-индивидуальную. Он позволяет художнику «освободиться из этой прихотливой и беспутной смеси любовных влечений к явлениям мира и искусства». Процесс такого освобождения долгий и трудный. Только каждодневная духовная работа, внутреннее делание, постоянное выполнение душевного дела могут обнаружить под «полуторастолетним наслоением» нашу внутреннюю жизнь, которая «принята нами из семейного обычая, более же всего от храма Божия» (VIII, 358).