Для Хомякова эта зависимость предстает в первую очередь как проблема чужого сознания. Он прославился как непревзойденный полемист, однако неспособный переубедить противника, поскольку чаще всего смысл понятий, выражающих его заветные идеи, ускользал от собеседника, переключавшего их в иной культурный контекст. Тем не менее это не мешало Хомякову оставаться постоянно открытым даже к представителям самых чуждых для него убеждений, он сам внутренне нуждался в общении, поскольку именно в интенсивном, глубоко личностном общении видел возможность преодоления барьеров, разделивших церковную и светскую культурные традиции. Тема непонимания, неспособности пережить вместе с другими смысл самых дорогих сердцу «слов», «мыслей» очень рано появляется и в поэзии Хомякова, например, в стихотворении «Как часто во мне пробуждалась…»:

Или в «Иностранке»:

То же в стихотворении «Кремлевская заутреня на Пасху»:

С данной проблематикой связаны многие особенности стихотворений Хомякова, часто строящихся как поиск и воссоздание искомых, «заветных» слов, со строго заданным смысловым объемом (например, в стихотворении «Вечерняя песнь»), а также особая значимость звукового строя в его произведениях, неожиданные, удивляющие сочетания слов (например, «скажи им таинство свободы, сиянье веры им пролей»). Хомякова не удовлетворял пушкинский метод совмещения в слове различных, часто разнонаправленных, смысловых обертонов, «мерцания смыслов», как, например, в стихотворении «Отцы-пустынники». Он ожидает от поэзии «басовых нот»: прямого выражения национально-религиозных идей в рамках современного ему художественного мышления.

Таким образом, все творчество Хомякова – сложное, часто противоречивое взаимодействие этих двух пластов его культурного и духовного опыта, не всегда соотнесенных, соизмеренных, примиренных друг с другом. Не случайно свое учение о соборности он ограничивает рамками богословского исследования, понимая, что за пределами богословского контекста оно легко может быть подключено к иным культурным кодам. При этом иногда Хомяков даже использует мистификаторские приемы, выдавая, например, свое сочинение «Церковь одна» за древнюю греческую рукопись, тем самым акцентируя внимание на специфике традиции, в рамках которой создан текст и в рамках которой его следует воспринимать.

В своем исследовании соборности Церкви Хомяков весьма смел и оригинален, не связан какими-либо традиционными формулировками. Каждый раз его описание строится заново, возникает изнутри складывающейся ситуации общения с адресатом, полностью сориентировано на сoбeсeдникa и никoгдa не звучит как нейтральное, раз и навсегда выверенное определение, никому лично не принадлежащее.