Наиболее ярко это проявляется в «Письме к редактору “L’Union chrétienne” о значении слов “кафолический” и “соборный”. По поводу речи о. Гагарина, иезуита». В этом письме Хомяков подробно анализирует определения «кафолический» и «соборный», истолкование этих понятий о. Гагариным, сравнивая различные характерные для того времени исследовательские традиции. Так, он обращает внимание на то, что Гагарин как выразитель современной европейской научной традиции пытается вывести из греческого «catholicos» однозначный термин, исходя из аналогий сферы обыденного опыта, в результате чего получает понятие «всемирный», в смысле пространственной принадлежности всему миру, наподобие какого-либо учения или организации. В связи с этим его не может удовлетворить славянский перевод «соборный», поскольку он не дает однозначного соответствия указанному им значению, а значит, не может «выразить смысл слова “кафолический” в полном блеске».[588]

Гагаринское толкование богословского понятия Хомяков оценивает как в высшей степени «грубое», «рассудочное», на которое способны только «легкомысленнейшие из легкомысленных сынов века сего»[589]. Он стремится показать несостоятельность его исследовательской установки, подчеркивая, что речь должна идти «о чем-то несравненно высшем», чем все наши определения, «идущие от человеческой случайности».

Продемонстрировав читателю несостоятельность гагаринского метода анализа понятий из сферы церковного опыта, Хомяков обращается к переводческой практике свв. Кирилла и Мефодия (полагая, что именно они перевели «кафолический» словом «соборный»). Развивая свою мысль, он подчеркивает, что святители хорошо знали, что греческое слово «catholicos» можно перевести с помощью слов «всемирный» и «вселенский». Однако, основываясь на собственно церковном смысле греческого понятия, они на славянском языковом материале создают новый образ, способный быть в полной мере адекватным исходному. При этом они не опираются на какие-либо исторически сложившиеся значения славянского слова, а создают новый символ, преобразующий саму исходную этимологию слова. Переводческий прием, называемый ментализацией, характерен исключительно для кирилло-мефодиевской школы; его применение порождалось некоторой творческой дерзновенностью, сопряженной с глубокой укорененностью в церковной традиции. Славянский корень послужил только языковым материалом для создания символического выражения той же реальности, которая в греческом языке передана на основе выражения «cath olon». Таким образом, оба понятия на основе различных образов способны указать на одну и ту же реальность: некую особого рода целостность, увиденную как сообразность всех составляющих частей объединяющему их началу как Целому (кафоличность) или как процесс собирания всех частей в некое таинственное, целокупное единство (соборность). «Они остановились на слове “соборный”, – поясняет Хомяков, – “собор” выражает идею собрания, не обязательно соединенного в каком-либо месте, но существующего потенциально, без внешнего соединения. Это единство во множестве».[590]