Светлый фон

Далеко не исчерпав вопрос о литературных связях поэзии Хомякова, можно сказать, что основные ее темы (творчество, Русская земля, русский бог, Русь-степь, индивидуальный духовный опыт и поиск современного человека) делают стихотворное наследие Хомякова весьма заметной и влиятельной органической частью в составе русской литературы. Это наследие невелико по объему, неброско по жанрово-стилевым находкам, но замечательно по богатству высказанных мыслей, которые доминировали в истории русской литературы на всем ее протяжении.

М. А. Можарова Л. Н. Толстой и А. С. Хомяков в литературных спорах 1850-х годов

М. А. Можарова

Л. Н. Толстой и А. С. Хомяков в литературных спорах 1850-х годов

Начало литературной деятельности Л. Н. Толстого пришлось на время бурных споров о судьбе России, назначении литературы, роли писателя в жизни общества. Познакомившись с московским кружком славянофилов, севастопольский офицер и начинающий писатель стал участником их бесед и споров. В доме Аксаковых 21 мая 1856 года Толстой впервые встретился с А. С. Хомяковым и записал в дневнике: «Остроумный человек»[654]. В 1906 году Толстой вспоминал: «Он был блестящий, общительный человек <…> он позвал меня к себе <…> вероятно, чтобы узнать взгляды молодого литератора. Милое впечатление осталось»[655]. Хомякову было тогда 52 года, Толстому – 28 лет. Поздние воспоминания Толстого о 1850-х годах несут на себе печать почти ностальгической грусти и умиления. «Мое время»[656] – так называл он эти годы. Но в дневнике 1858 года есть и другая запись о встрече с Хомяковым: «Хомяков вилял передо мной весьма слабо. Зашел к нему. Старая кокетка!» (48, 5). О чем спорили в тот день два мыслителя, неизвестно. Очевидно лишь (и краткие дневниковые записи Толстого это подтверждают), что атмосфера спора сопровождала почти каждую его встречу как со славянофилами, так и с западниками.

.

В день знакомства с Хомяковым Толстой вступил сразу в два спора: «Спорил с Константином о сельском чтении, которое он считает невозможным. Вечером у Горчаковых с Сергеем Дмитриевичем спорил о совершенно противном; С. Д. уверял, что самый развратный класс крестьяне. Разумеется, я из Западника сделался жестоким Славянофилом» (47, 74). Позиция К. Аксакова основывалась на уважении к крестьянину, на подлинной заботе о его нравственной чистоте. Категоричное же неприятие им изданий для народа объяснялось убеждением в исключительно подражательном характере русского просвещения, «полтораста лет не знающего самостоятельной деятельности». Аксаков не мог согласиться с тем, что «просвещение наше вздумало просвещать простой народ и для этого выдает народные книги»[657]. Казавшееся столь очевидным К. С. Аксакову положение вызывало, однако, многочисленные и не менее категоричные возражения. В том же 1859 году, когда К. C. Аксаков высказал эту мысль в статье «Народное чтение», В. Ф. Одоевский в письме к Хомякову не удержался от замечания, что К. С. Аксаков «не понимает ни русского народа, ни его потребностей, ни телесных, ни духовных».[658]