Подлинная Пасха при этом отодвигается на задворки национальной жизни и дискредитируется. «Тема этой незамеченной, упущенной Пасхи проходит у Солженицына по “апрельским” страницам», – справедливо замечает И. Б. Роднянская.[751] «Уже ворчали ответственные люди и газеты, что слишком много времени потеряно после революции, теперь еще эта Пасха не вовремя, сбивает темп, необходимый повсюду, и “Речь” призывала сограждан самим сокращать себе неуместный сейчас праздник» (IX, 19). И вот уже делегаты царскосельского гарнизона обращаются к рабочим судостроительного завода с требованием «напряженной работы на оборону. “И заклинаем товарищей не губить родины празднованием Пасхи! Не услышите – найдем средства заставить!”. Рабочие отвечали: охотно пойдут навстречу желаниям солдат» (IX, 85). Люди даже не замечают абсурдности предположения, что Пасха Господня может быть «не вовремя», что ее празднование может погубить родину – страну, которая еще числится христианской. Отказ от Пасхи показан в «Красном Колесе» как следствие отказа от самоограничения, от подвига, от Креста[752]. Здесь – истоки пути к тому страшному состоянию России, которое показано в раннем рассказе Солженицына «Пасхальный крестный ход».

Беллетристический опыт Хомякова оказался провозвестником не только жанра пасхального рассказа, но и одной из важнейших тем русского романа. Если в XIX веке тема Пасхи связана главным образом с помрачением и просветлением души героя, то в ХХ она нередко соотносится с судьбой всей России.

Н. Н. Михайлюкова Экзистенциальные теологемы в поэзии А. С. Хомякова (теологема «Страшного суда»)

Н. Н. Михайлюкова

Экзистенциальные теологемы в поэзии А. С. Хомякова (теологема «Страшного суда»)

«Главная отличительная черта святоотеческого богословия, – заметил прот Г. Флоровский, – его “экзистенциальный” характер. <…> Святые отцы богословствовали, как говорит святитель Григорий Богослов, по-апостольски, а не по-аристотелевски».[753]

Разъясняя это положение, Г. Флоровский подчеркивает, что экзистенциальные корни святоотеческого богословия в его нерасторжимой связи с жизнью во Христе, в твердом исповедании веры, ибо богословствование, оторванное от жизни веры, вырождается в пустое многословие и тщетное умствование.

Экзистенциальный характер богословствования позволяет осветить догматы светом живого религиозного опыта, подвести под них опытную нравственную и психологическую основу, выразить их языком образных сравнений и общечеловеческих ассоциаций. Но особенно эффективен путь экзистенциального «видения веры» в решении тех богословских вопросов, которые в силу их глубочайшего таинства не поддаются рационально-догматическому обоснованию и определению. К ним относится, например, ряд эсхатологических вопросов, связанных с «последними вещами бытия» (Г. Флоровский).