– Думаешь, поэтому она типа действует так, будто не помнит меня, с того вечера, или Мелинду Сью?

– Более чем возможно.

– Ты говоришь, она тоже работает в «Част и Кипуч»? То есть я буду работать с ней?

– Не напрямую. До того, как мы улетели, она отвечала на телефоны, на коммутаторе «Част и Кипуч», в холле, внизу. Но за время пути меня, кажется, посетило некое вдохновение.

– Вдохновение?

– Да. Думаю, я пришел к осознанию, что для женщины со способностями Линор коммутатор – это не работа на полную ставку. Она истрепывается, я почти уверен.

– Истрепывается?

– Да. Я пришел к осознанию, что все сходится. Контекст верный. Линор истрепывается. Она любит истории. В пределах ее понимания себя это нечто наподобие литературной восприимчивости. А ты и я, и здесь важнее всего, что я, мы будем, по крайней мере, временно заняты отчетностью по проекту «Камношифеко». Суть в том, что я планирую взять Линор в свой личный штат, с неполной загрузкой, как читателя.

– Читателя?

– Да, текстов, присланных в высококачественный литературный журнал, редактором которого я являюсь, «Частобзор». Она может выпалывать очевиднейше жалкие и неподходящие рукописи и экономить мне ценное выбраковочное время, которое мы с тобой потратим на проект «Корфу».

– Классная идея, Эр-Ка.

– Я и сам так думаю.

– Реальненько.

– Конечно, я должен убедиться, что ее восприимчивость заострена ровно под тем углом, что нужен для «Обзора»…

– То есть мы будем работать с ней, но не совсем с ней.

– Если говорить о тебе, это верно.

– Что, выходит, хорошо, потому что мне вроде как нельзя говорить, над чем я работаю, ей.

– Да, к сожалению.

– И если она спросит, я должен сказать, что я… дай-ка подсмотрю… мне полагается отвечать, что я перевожу эту штуку, «„Норслан“: гербицид третьего мира, который любит людей», на идиоматический современный греческий.

– Правильно.