Мэри подумала, что она была так близка к спасению, но ей суждено умереть. Все-таки это ее зима. Да будет так.

— Я выйду к ним, — прошептала она.

— Выходи! — заорал Томас. — Покажись!

Перегрин отняла руку от Мэри и, к полному изумлению последней, вытащила из-за пазухи нож. Она бесстрашно вышла из-за дерева и прошла мимо второго всадника к Сахарку, коню ее отца, спрятав нож в складках плаща.

— Перегрин?

— Да, это я.

— Почему ты не дома? — спросил Томас снисходительным тоном, как будто разговаривал с маленьким ребенком, который хочет вырваться из родительских рук. Даже по такой короткой реплике Мэри поняла, что он пьян.

— Нам всем следует сейчас быть в постели, отец, — сказала Перегрин.

Томас обратился к своему собутыльнику.

— Сэм, это моя дочь. Я понятия не имею, почему она не дома. У меня-то, конечно, постель пустая. А у нее? Ей следует греть своего картежника.

— Твоя постель недолго будет холодной, Томас, — со смешком заметил его друг. — Служанка станет твоей женой.

— И моя жизнь сильно улучшится, — с этими словами он слез с Сахарка. — Перегрин, я провожу тебя домой. У меня нет дамского седла, но мы можем пойти пешком. Ты как раз расскажешь мне, какого Дьявола ты здесь делаешь в этот безбожный час.

— Завтра твою жену повесят, и ты ничего не чувствуешь по этому поводу? — спросила Перегрин.

— Нет, — ответил он ледяным тоном. — Она все равно что грязь на дне ночного горшка убогого. Я только рад, что она бесплодна и не произвела на свет демонов. Пусть отправляется к Дьяволу.

— Твой отец, — сказал Сэм, — и так уже значительно пострадал от рук этой ведьмы.

— Идем, Перегрин, — приказал Томас. — Сэм, скоро увидимся.

— Завтра ты пойдешь смотреть, как она закачается в петле? — спросил Сэм.

— Нет. Мне и на живое ее лицо смотреть противно. А после смерти то будет чересчур отвратительное зрелище.

— Отец, она…

Томас вдруг схватил дочь за горло.