Думаю, ее любили и ненавидели прежде всего из‐за того, что и энтузиасты и ненавистники чрезвычайно остро переживали ее ярко выраженное стремление очаровывать всех и каждого. Но если безыдейному большинству это было по душе, то носителям разного рода идей навязчивость «Железной мадам» представлялась непристойной и оскорбительной.

Проклятия доносились с трех сторон. Эстетам башня Эйфеля представлялась уродливым детищем индустриального века, оскверняющим прекрасный Париж. Рьяные католики видели в ней разнузданное фаллическое самоутверждение безбожников на земле Нотр-Дам. К ним присоединялись голоса фанатичных шовинистов, отъявленных антисемитов, объявивших железную башню, несоизмеримую с парижскими масштабами, страшным мутантом, несущим угрозу прошлому и будущему Франции, космополитическим чудищем, воплощающим стремление к универсальности, орудием измены родине858.

Едва Эйфель приступил к строительству, «Комитет трехсот», объединивший представителей французской творческой элиты во главе с Шарлем Гарнье, опубликовал в газете Le Temps открытое письмо, адресованное директору выставки: «Во имя подлинного вкуса, во имя искусства, во имя истории Франции, находящихся сейчас под угрозой, мы – писатели, художники, скульпторы, архитекторы, страстные поклонники до сих пор безупречной красоты Парижа, с глубоким возмущением протестуем против сооружения в самом сердце нашей столицы бесполезной и чудовищной Эйфелевой башни»859. Не случайно они выбрали число 300: триста спартанцев Гарнье-Леонида по одному на каждый метр высоты эйфелева чудища. Под впечатлением от шатрообразного, ориентального силуэта проектируемой башни авторы письма, отстаивая красоту Парижа как новой Эллады, не постеснялись приписать Эйфелю роль Ксеркса – деспотического владыки варварского Востока.

Но довольно скоро критики Эйфелевой башни умолкли. Более того, в 1918 году вышел сборник каллиграмм Аполлинера, в одной из которых силуэт «Железной мадам» нацелен против немцев как национальный символ Парижа и Франции. Если башня Эйфеля и не прекрасна, то по меньшей мере незабываема, ибо интересна. А ведь быть интересным – главное свойство всего, что производится нынче под вывеской contemporary art. «Железная мадам» – серьезный заявитель на статус произведения contemporary art задолго до 1945 года, откуда отсчитывал историю «современного искусства» Клемент Гринберг. В истории инженерного искусства и архитектуры она не менее революционна, чем в политической истории Великая французская революция, юбилею которой посвящалась Всемирная выставка. Как у всякого произведения contemporary art, отношения башни с окружением весьма напряжены.