Эта история заставляет задуматься о правде и лжи в архитектуре. Схема Кёшлена была инженерной правдой – и это не позволяет назвать ее архитектурным проектом. Осуществленный проект отчасти лжив – и благодаря этому я с полным правом считаю Эйфелеву башню произведением архитектуры. Убедительность ее обманов обеспечена риторическими приемами, вызывающими у зрителей ассоциации со стереотипными образами устойчивости сооружения и связи его форм с привычной архитектурой – то есть с традиционными ценностями. Ни арки первого яруса, ни пресловутые «башмаки» не прибавили ей физической прочности. Пока не появились эти детали863, она внушала парижанам страх мнимой неустойчивостью и нанесла большой ущерб владельцам недвижимости в ближайших кварталах, ибо в окрестных домах резко упала плата за аренду помещений. Совестр обеспечил башне мнимую прочность, придал ей архитектурную солидность. Пошатнувшееся было благополучие соседей постепенно восстановилось.

Павильоны СССР и Германии в Париже

Павильоны СССР и Германии в Париже

Организационный комитет Всемирной выставки 1937 года, проходившей под девизом «Искусство и техника в современной жизни», наградил золотыми медалями павильоны СССР и Германии. Авторами советского павильона были Борис Иофан и Вера Мухина, немецкого – Альберт Шпеер. Оба павильона демонстрировали радикальный разрыв с архитектурой из металла и стекла, которой, как казалось еще несколькими годами ранее, принадлежит будущее. Оба давали ясно понять, что если страна, представленная своим павильоном на Всемирной выставке, стремится быть признанным лидером современного мира, она должна покончить с прозрачностью в архитектуре во имя монументальной телесности, формы которой подсказаны классической традицией, основанной на убеждении, что архитектура есть искусство сокрытия, а не раскрытия того, что происходит в ее стенах. Пытаясь уловить глубинные причины этого консервативного поворота, предлагаю на пробу два тоталитарных тезиса. Первый – для внутреннего употребления: «Недальновиден был Замятин, возлагая в своей антиутопии значительную часть государственного надзора и контроля над гражданами на визуальную доступность их жизни. Органы безопасности осуществляют столь важные функции эффективно, независимо от толщины и прочности стен». Второй – для внешнего: «Нация не хочет, чтобы кто-то совал нос в ее дела». В свете таких убеждений поворот к монументальности предстает как явление не только стилистическое, но и политическое, выражающее волю государственной бюрократии, жаждущей реванша за моральный и материальный ущерб, нанесенный ей частной инициативой и свободным космополитическим рынком. Главным демагогическим аргументом реванша стало напоминание о разразившейся в 1929 году Великой депрессии, последствия которой не были преодолены окончательно вплоть до Второй мировой войны: вы хотите повторения? Коммерческий космополитизм вытесняется национальной пропагандой864. Активизировавшееся государство стремится демонстрировать самодостаточность, мускулатуру и надежность. Прозрачная скорлупа для этого непригодна.