* * *
В тот день я хотел запечатлеть нашу встречу с Камиллой на сумрачной платформе Северного вокзала. Я спокойно дождался прибытия поезда из Лилля; пассажиры вышли, я искал ее взглядом в толпе спешащих людей. Наконец я увидел ее. И побежал навстречу. А она побежала ко мне, уронив по дороге рюкзак. Нам казалось, что мы герои фильма Лелуша[170], разве что нет переливов скрипки и вертящейся волчком камеры; я сжал ее в объятиях и, отстранив, покружил, а потом мы поцеловались.
Стоп, снято!
Через несколько секунд мы как будто вернулись на два года назад, словно и не было никакого перерыва после нашей прогулки по Люксембургскому саду. Потом зашли в кафе напротив вокзала, чтобы выпить кофе.
– Так что ты там увидел, во Флоренции?
– Конец света. В пятницу вечером мы остались без электричества, без телефонной связи, без водопровода; жили как на необитаемой планете и, ложась спать, думали, что завтра нас затопит окончательно; но страха не было. А на следующий день увидели вокруг только грязь да мазут.
А Камилла рассказывала мне о своей работе, которая ей очень нравилась, она хотела заниматься этим серьезно; коллега дала ей телефон дома отдыха, который нанимал аниматоров на лето, и она послала туда заявление. Слушая ее, я снова испытывал радость и понимал, что если нам суждено быть вместе, то за этим не будет обдуманного решения или расчета.
Я привел Камиллу в свою квартиру на улице Сансье; она сразу заметила, что я оставил в ванной комнате одну полку пустой, а выглянув в окно, восхитилась видом на церковь Сен-Медар. Мы пошли ужинать на улицу Муфтар, и Камилла немного рассказала мне о своей жизни в Израиле, о разочаровании родителей, которых один за другим покидают их дети:
– Знаешь, я не хочу жить в иллюзиях, как они, думая, что можно создать семью на всю жизнь, а потом смотреть на то, как она распадается.
Ее рюкзак, как всегда, был набит книгами. Она дала мне почитать «В дороге» и «Голый завтрак»[171] – причем первую книжку она считала бесподобной и уверяла меня, что это два лучших романа современности, две главные книги нашей эпохи, которые вызывают у нас мечты о безоблачном счастье, дышат воздухом свободы, впускают в свои бескрайние миры, оставляя другие тексты пылиться на полках.
– Литература и жизнь – это одно и то же, понимаешь? Одно переходит в другое; мы живем в повседневности, в мире, который открываем и быстро пролистываем; каждый наш день – это и жизнь, и эксперимент.
И Камилла взяла с меня обещание, что я без промедления сяду их читать.
Наша первая ночь была не просто наслаждением от занятий любовью; мы становились одним целым, и должен признаться, что, глядя на нее, спящую рядом со мной, я испытывал такое счастье, которого до сих пор не знал. Во время завтрака я задал злополучный вопрос: