– Здесь сложно найти врача, слишком тяжелые условия; да и кто не ошибается?!

Виктор показал Игорю фотографию жены и двух дочек, которые жили в Москве.

– Нам повезло: нам дали квартиру в сталинской высотке.

Он выразил надежду, что Игорь когда-нибудь познакомится с ними.

– К сожалению, это невозможно.

Виктор убрал бумажник.

– Я просмотрел твое дело. Ничего больше пока не скажу, но должен задать тебе вопрос. Ты видел раввина Абрама Лубанова?

– Разумеется, когда ходил в синагогу.

– А до того разговаривал с ним? Передавал обращение израильских властей? Имеешь отношение к проповеди, в которой он призвал ленинградских евреев требовать визы для эмиграции в Израиль?

– Конечно нет. У меня не было с ним никаких разговоров.

– Тогда зачем ты приехал в Ленинград?

– Когда я узнал, что больница «Ихилов» в Тель-Авиве собирается подарить ультразвуковой аппарат Боткинской больнице в Ленинграде, я предложил свою кандидатуру, чтобы провести необходимое обучение персонала, и вдобавок была у меня тайная мысль увидеть Надю, Петра и Людочку. Поскольку я говорю по-русски, мою кандидатуру приняли.

– По-моему, ты говоришь не всю правду. Тебе повезло, что наверху не очень серьезно относятся к этой проповеди раввина. У нас есть проблемы поважнее, чем несколько старых, выживших из ума евреев, желающих эмигрировать. Но мы также уверены, что это произошло не само по себе. Само по себе ничего не происходит. Кстати, ваш ультразвуковой аппарат сломался, и никто не может его починить.

Через две недели, ночью, Игорь вдруг понял, что в комнате он не один. Какой-то человек сидел на краю кровати. Его темный силуэт четко выделялся на фоне окна. Игорь включил свет: это был Виктор, он, видимо, давно уже смотрел на него, не решаясь будить.

– Почему ты меня не разбудил? Ты давно здесь?

– Сегодня я не собирался приезжать, но мне надо срочно возвращаться в Москву. Ты не мог бы рассказать мне об отце?

– Что именно ты хочешь узнать?

– Как он жил в последние годы? Сожалел о чем-нибудь? Говорил обо мне?

– Знаешь, я злился на него и перестал с ним общаться, так что мы никогда ничего не обсуждали. Но после смерти Саши я узнал от одного молодого парижанина, который посещал наш шахматный клуб и подружился с ним, что твой отец спас от уничтожения какие-то стихи, написанные от руки, изъятые при обыске; он их спрятал и выучил наизусть, чтобы они не исчезли навсегда; твой отец знал их сотни, как те персонажи Брэдбери, которые спасали книги от забвения, выучивая их наизусть[210], только там это вымысел, а здесь его личный способ бороться и оказывать сопротивление властям.