– Я сам буду лечить этого пациента, – сказал Маринеско Виктору, внимательно осмотрев Игоря.

Состояние больного сильно ухудшилось, температура подскочила до сорока одного градуса, он тяжело дышал, его бил озноб, кожа была влажной от пота, временами он бредил, звал Сашу, но невозможно было понять, что он ему говорит.

– У него все признаки сепсиса, ему необходимы ежедневно, в течение двух недель, большие дозы антибиотика с кортизоном; надеюсь, это не почечная инфекция, потому что у нас нет оборудования для такого лечения.

Поскольку Маринеско не питал никакого доверия к двум другим врачам тюремной больницы, он запретил им приближаться к Игорю. Эти равнодушные врачи, не отягощенные профессиональной ответственностью, работали «от и до», поглядывая на часы; один ходил с грязными ногтями, от другого несло водкой. Оба были стукачами; доносили даже друг на друга и передавали начальству все откровения своих пациентов. Осужденные за мелкие проступки, они тянули лямку в этой убогой тюремной больнице, за работу им платили сущие гроши, но другой работы у них не было. Если пациент умирал, они лишь пожимали плечами; никто не начинал расследование, никто не обвинял их в оплошности, и никто не давал объяснений родственникам, которые радовались уже тому, что им вернули тело. Маринеско вспомнил о своей репутации в армии Жукова, о том, что ему удавалось спасать тяжелораненых с помощью фаготерапии[208], притом, что в его распоряжении не было пенициллина, и решил во что бы то ни стало вылечить коллегу. Маринеско начал давать Игорю большие дозы антибиотиков, но температура не спадала; через три дня он увеличил дозу и добавил кортикостероиды, превысив допустимый предел; никакими другими возможностями лечения он не располагал. Требовалось сделать дополнительное исследование – рентген легких, в которых, судя по всем симптомам, уже развилась окклюзия[209], но рентгеновский аппарат уже год как стоял сломанный, а перевезти пациента в гражданскую больницу было невозможно.

Оставалось только уповать на Бога.

И ждать.

Ждать и верить, что инфекция со временем отступит, сердце выдержит, почки не откажут, у больного не разовьется язва или тяжелый сепсис. Маринеско понимал, что состояние его пациента требует пойти на риск. И испробовал смесь из противомикробных препаратов для гнойных ран: это подействовало. Утром шестого дня Игорю стало лучше: температура упала; правда, он исхудал, был бледен, под глазами чернели круги, и каждый вздох давался с трудом, но болезнь отступила. Маринеско выждал неделю, прежде чем уменьшить дозу антибиотиков; он навещал Игоря несколько раз в день в сопровождении Алины – единственной медсестры, которая имела право входить в бокс Игоря. Она прослушивала его стетоскопом, измеряла пульс и температуру.