Статья заканчивалась призывом: «О, салонные беллетристы, ну что бы вам, вместо того чтобы заниматься живописанием салонного разврата, походить за сохой в знойный летний день или повозить тачку с песком часов 12 в сутки! Сколько новых, неожиданных наслаждений вы испытали бы!»

Теоретика народничества критика Н. К. Михайловского поразили два факта: «чрезвычайный интерес к благоуханным и блестящим сферам» и «этот Вронский, центавр какой-то, в котором не разберешь, где кончается превосходный кровный жеребец и где начинается человек, “доступный благородным чувствам и романтическим порываниям”»[327]. Михайловский хотел бы видеть в романе Толстого или полное презрение к «благоуханному» миру, или же явственные и резко сатирических ноты.

Критик либерально-народнического направления А. М. Скабичевский тоже признал «Анну Каренину» «самым заурядным романом из великосветской жизни», обнаружившим «оскудение таланта» Толстого. В своих статьях он не скупился на грубые и даже грязные эпитеты: «Эта мелодраматическая дребедень, в духе старых французских романов, расточается по поводу заурядных амуров великосветского хлыща и петербургской чиновницы, любительницы эксельбантов… Вот оно где полное начало-то конца, совершенная какая-то литературная ростепель!»[328]. «Верх омерзения, – неистовствовал критик, – представляет изображение любви Анны Карениной и Вронского. Граф Толстой возводит Анну Каренину и Вронского на ходули героизма; их плотоядную похотливость представляет в виде какой-то колоссальной роковой страсти… Когда вы видите одну голую, ничем не одухотворенную и не осмысленную чувственность, – вы выносите одно омерзение, и омерзение не к фактам романа, а к самому произведению, так как писатель в ваших глазах нисколько не возвышается над тем миром, который изображает»[329].

Мало кто из литераторов, современников Толстого, отважился сказать о романе то, что сказал музыкальный критик В. В. Стасов: «Граф Лев Толстой поднялся до такой высокой ноты, какой еще никогда не брала русская литература. Даже у самих Пушкина и Гоголя любовь и страсть не были выражены с такой глубиной и поразительной правдой, как теперь у Толстого. Он решительно идет вперед – один он, между тем как остальные наши литераторы – кто назад пошел, кто молчит, кто побледнел и обезличился… Вот что значит истинный, настоящий талант: он до конца жизни идет всё только вперед… Какая сила и красота творчества разлиты в этом романе, какая чудная мощь художественной правды, какие нетронутые глубины тут впервые затрагиваются!..Он умеет… чудною скульпторской рукой вылепить такие типы и сцены, которых до него никто не знал в целой нашей литературе… “Анна Каренина” останется светлой громадной звездой талантливости навеки веков»[330].