Отчаянная любовь и запретная страсть, которые составили смысловое ядро толстовского романа, русская критика обсуждать и не хотела, и стеснялась. Ревнивая русская критика в лице самых своих авторитетных представителей была так озабочена злобой дня, что грубо ошиблась в оценке великого романа о любви. «И если близорукие критики думают, – говорил в этой связи Толстой, – что я хотел описывать только то, что мне нравится, как обедает Облонский и какие плечи у Анны Карениной, то они ошибаются»[331].

II

Но вот поразительное обстоятельство: близорукими оказались не только представители радикального лагеря. Многие собратья-литераторы из консерваторов и либералов восприняли роман как слишком раскованный, «французский», то есть фривольный. Издатель журнала Катков счел необходимым смутиться откровенной сексуальной сценой – теми двумя страницами второй части романа, где были описаны первые минуты любовного соединения Анны и Вронского (переживаемых ею счастья, стыда, радости и ужаса).

Молодому критику и романисту Вс. С. Соловьеву резко не понравилась Анна. «Героиню романа, красавицу Анну, – писал он, – мы оставили в 1 № “Русского вестника” очень бледной фигурой и недоумевали, что из нее выйдет. Теперь из нее вышла очень неинтересная женщина, без особенного ума, без особенной доброты, без злобы, даже без той стихийной силы и страсти, которые в своих ярких, горячих порывах могут быть так невольно привлекательны, что им прощаешь многое. Мы еще боимся решиться на окончательный приговор относительно Анны; быть может, в моменты дальнейшего развития драмы, она выкажет какие-нибудь новые стороны своего характера, которые оправдают автора, давшего ей первое место в романе; но покуда, повторяем, она очень не интересна…»[332]. Окончательный приговор критика заклеймил Анну как жалкую, пошлую и дрянную женщину.

Критики и рецензенты будто соревновались друг с другом, кто больнее ужалит автора за его якобы пристрастие к аристократизму и еще за то, что он смакует «в подробнейших описаниях амуры дам и кавалеров большого света и в то же время пропускает мимо глаз живые и жгучие явления современной действительности». «С каждой из этих страниц, – писал В. Буренин, – веет бесцельностью творчества, скудостью содержания, отсутствием в авторе необходимого для современного художника “тесного соотношения с сознанием своего времени”, о каком говорит Прудон… Вникните попристальнее в эти пять частей обширной эпопеи о флигель-адъютантских амурах Вронского с неверной супругой высокопоставленного лица, Анной Карениной, вникните во все главные эпизоды романа – и вы не в состоянии будете ответить себе, ради чего потрачено автором так много страниц и так много художественного дарования. Вся идея, какую до сих пор можно извлечь из пяти частей, сводится к пошлой моральной сентенции: неверность и незаконная любовь высокопоставленных дам наказуется сама в себе. Для живого современного романа такого рода тема больше, чем ничтожна: она просто смешна»[333].