Значит, не только «жалкая, пошлая, дрянная» Анна, но и идеальная, невинная Кити способна полюбить Вронского – полюбить безответно и безоглядно.

Замечая острым отеческим взглядом, что Вронский влюблен в его дочь не совсем так, как это нужно для женитьбы, князь Щербацкий говорит в сердцах: «А это франтик петербургский, их на машине делают, они все на одну стать, и все дрянь. Да хоть бы он принц крови был, моя дочь ни в ком не нуждается!» (8; 63). Князь Щербацкий не прав: он просто боится, что Вронский слишком хорош для его дочери, потому так и не сделает ей предложения, ибо если бы сделал, то и пришелся бы по душе ее отцу. Что же касается фразы князя: «их на машине делают», то она, эта фраза, несправедлива: в мире романа среди десятков мужчин, и военных, и гражданских лиц – братьев и соседей Левина, чиновных сослуживцев Каренина, светских львов и тигров из гостиной графини Тверской, брата и однополчан Вронского (молодого поручика Петрицкого, ротмистров Камеровского и Яшвина, князей Кузовлева и Кедрова, генерала Серпуховского), помещика Свияжского – нет и близко никого, о ком бы было сказано автором столько лестных слов.

Толстой рассказывает о знакомстве Вронского с Кити Щербацкой в самых нежных, акварельных тонах: «В Москве в первый раз он испытал, после роскошной и грубой петербургской жизни, прелесть сближения со светскою, милою и невинною девушкой, которая полюбила его. Ему и в голову не приходило, чтобы могло быть что-нибудь дурное в его отношениях к Кити. На балах он танцевал преимущественно с нею; он ездил к ним в дом. Он говорил с нею то, что обыкновенно говорят в свете, всякий вздор, но вздор, которому он невольно придавал особенный для нее смысл. Несмотря на то, что он ничего не сказал ей такого, чего не мог бы сказать при всех, он чувствовал, что она все более и более становилась в зависимость от него, и чем больше он это чувствовал, тем ему было приятнее и его чувство к ней становилось нежнее. Он не знал, что его образ действий относительно Кити имеет определенное название, что это есть заманиванье барышень без намерения жениться и что это заманиванье есть один из дурных поступков, обыкновенных между блестящими молодыми людьми, как он. Ему казалось, что он первый открыл это удовольствие, и он наслаждался своим открытием» (8; 64).

Толстой специально подчеркивает, что Вронский, по молодости лет, не знал, не догадывался, что его поведение предосудительно: «заманиванье» барышни Щербацкой без намерения жениться на ней никак не обдумывалось им и не планировалось.