А теперь он подкарауливает меня. Даже в полевой бинокль следит за мной. Что я ему, заяц, в самом деле? Я прячусь в подлеске и тихонько свищу. Тихо-тихо. Плутон сразу понимает. Он во всю длину распластывается на земле, кладет голову на передние лапы и прижимает уши. И не почешется даже. Хотя только что носился по всему лесу. Плутон понимает команду. Он — пес умный, хотя и маленький. Маленьким он был всегда. Еще вырастет, сказал отец, когда принес его домой. Главное — уметь ждать. И я набрался терпения и ждал. Я‑то мечтал о настоящей большой овчарке. А тут такой жалкий комочек шерсти. Дам-ка ему кличку Плутон, надумал я через три дня. Вдруг это поможет. Но это не помогло. Плутон, пожалуй, малость подрос, но не очень. Сейчас ему два года, и он, когда служит, только-только достает до сиденья стула. Толстый Гой, который хочет со мной дружить, всякий раз, увидев Плутона, язвит: «Для карлика он просто гигант». Я на это ничего не отвечаю. Да и что тут скажешь? В собаке главное не рост, а ум. Так, Плутон, что бы там ни говорили, умный пес. Не умеет он разве отличить наших кур от соседских, — на что даже мы, люди, не способны, — когда они, белые и нахальные, сидят на наших кормушках? Или разве не найдет он потом дерево, на котором как-то увидел белку, хотя у нас здесь тысячи деревьев и все они похожи друг на друга? Или, скажете, не понимает он, что, идя со мной на охоту, нельзя привлекать к себе внимание и что-нибудь попортить?

Лесник может сколько влезет следить. Он специально выписал из города новый бинокль, чтобы накрыть меня. Ну и пусть. Какие у него основания обвинять в чем-то человека, гуляющего по лесу? А Плутон будет невидим и нем.

Обычно он то и дело тявкает. На воробьев в кустах сирени. Или на ворон в поле. Но стоит мне только пощелкать языком и свистнуть, он сразу смекает: идем на охоту. А значит — помалкивай.

Только одному в лесу скучно. В лес надо идти вдвоем. Вот если бы толстый Гой действительно был моим другом и не так тяжел на подъем, я мог бы, пожалуй, обойтись без Плутона. Но так… запрещено: собакам не разрешают бегать без поводка. Они могут потревожить дичь, чего доброго, даже затравить ее или придушить. Плутон, разумеется, ничего такого не сделал бы. Он всегда как вкопанный, вытянув хвост во всю длину и подняв переднюю лапу, стоит перед гнездом фазана или перед напуганным, дрожащим олененком. Я тайком пробираюсь следом, внимательно осматриваюсь, а затем мы оба идем дальше, не притронувшись ни к чему. Так поступаем мы — Плутон и я. Но лесник-то этому не верит. Вот я и прошу: никому ни слова, иначе я не смогу рассказать вам эту историю.