— Гм, не вам судить об этом. Значит, ваш муж был очень зол на эсэсовцев. Так?

Я утвердительно кивнула. Но какую цель преследовали все эти вопросы, я поняла много позже. Я робела от страха при виде этого пожилого господина, при виде его очков с толстыми стеклами, за которыми глаза его казались неестественно выпуклыми, бесцветными, загадочными. Он дал мне понять, что мой муж сам виноват во всем.

— Ведь он не желал помочь отступавшим солдатам, отказывался переправить их через Эльбу, — доказывал пожилой господин. — А это был его долг как человека и как немца.

При вскрытии трупа было установлено, что убийству предшествовала ожесточенная рукопашная схватка, один на один.

В конце концов, выяснив мою полную невиновность, меня отпустили на все четыре стороны, предварительно потребовав расписку, что я не буду настаивать на дальнейшем расследовании.

Это произошло незадолго до твоего рождения, мой мальчик. Почти четыре месяца провела я в мрачной камере. И вот я вернулась сюда и вскоре снова была одна, замурованная в этих четырех голых стенах. Во время следствия я ни словом не обмолвилась о молодом солдате, а между тем его тоже несколько раз допрашивали. На том берегу Эльбы был, кажется, найден мотоцикл или же только номерной знак; кто-то донес, что водитель этого мотоцикла якобы прятался здесь неподалеку и принадлежал к той группе эсэсовцев, которые незадолго до конца войны повесили десять безоружных членов гитлерюгенда. Русские власти, расследовавшие этот случай, требовали выдачи бывшего эсэсовца. Но прежде чем русские успели договориться с англичанами, солдат исчез, всего несколько дней спустя после моего возвращения домой. И когда за ним явились полицейские, я обрадовалась, что он исчез и им не удастся его схватить. Может, он был всего лишь жертвой наговора — ведь меня тоже подозревали в убийстве мужа и долго еще сплетничали после того, как я вернулась. К тому же я совсем не была уверена, что в ту страшную ночь именно этот эсэсовский солдат звал паромщика. Что бы ни говорили люди, я не желала прислушиваться к сплетням.

Твой отец, мой мальчик, прожил в этом доме без малого год. Он никогда не видел тебя. Пробудь он еще несколько дней — два, три дня, — и он увидел бы тебя. Вел он себя так, словно совесть его была чиста. И все-таки страх выгнал его из дому — страх перед русскими. С англичанами он был на короткой ноге, он доставал для них все, в чем они нуждались. Взгляни, вокруг ни одного дерева — это его работа. В иные дни он валил по двадцать сосен и распиливал их на метровые бревна. Он поставлял англичанам и столбы и бревна, кубометрами возил дрова. Сил у него было хоть отбавляй. Он много зарабатывал, так что я долгое время и после его ухода могла жить, не зная забот.