За следующие пару недель в этой лагуне каждый десятый птенец, переживший суровые испытания первых месяцев жизни, будет съеден тигровой акулой. Эволюция заключила с альбатросами соглашение: компенсацией за высокую смертность среди молодых особей служит необычайно долгая жизнь уцелевших, многие из которых достигают возраста 40 и даже 60 лет.

За эту долгую жизнь альбатросам, как, впрочем, и другим животным, достаточно вырастить всего двух отпрысков, чтобы сохранить стабильность популяции в следующем поколении. И целую вечность это было именно так. Альбатросы, как правило, неплохо переносят проливные дожди и шквалистые ветры, скудное питание и тигровых акул в море. Но в ходе эволюции они оказались неподготовленными ни к высокой, ни даже к умеренной смертности взрослых особей – той самой, которая обычно происходит по вине человека.

На Френч-Фригат-Шолс выжившие птенцы альбатросов быстро совершенствуют навыки полета и уже скоро попытают удачу в открытом море. Птенец Амелии впервые пролетает над лагуной, он преодолевает метров сто и садится на воду. Пока он изучает окружающий его мир, ощущая под собой непривычные колебания жидкой среды, ему и в голову не приходит вернуться на сушу. И хотя прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного, он вдруг будто вспоминает, что море – его стихия. Несколько секунд он хлопает расправленными крыльями, поднимая над поверхностью каскады брызг. И пусть он ни разу в жизни не взлетал с воды, он вполне умело справляется с этим – не идеально, но при этом без неуклюжести. Когда он отрывается от поверхности, то отличается от взрослой птицы разве что амплитудой, скоростью и усердием, с которыми машет крыльями. Но он так быстро осваивает то, для чего рожден, что с каждой секундой держится в воздухе заметно стабильнее и ровнее, взмахи крыльев становятся короче и точнее, а движения – лаконичнее, и очень скоро он уже на удивление далеко и подолгу плавно парит в воздухе, отчего его все сложнее отличить от более опытной птицы. Он вновь садится на воду. Потом еще раз. А дальше оказывается уже с другой стороны рифа, за пределами атолла. Прощание с тем местом, где он жил столько месяцев, произошло мгновенно.

Мир становится совсем иным, когда любимое дитя покидает дом. И кто возьмется утверждать, что эти излучающие красоту молодые альбатросы, о которых заботились с таким усердием и преданностью, не были любимы?

За чертой рифа склоны атолла отвесно обрываются вниз. Всего в паре километров от мелководной бирюзовой лагуны океан уже темнеет фиолетовой глубиной. В синих волнах в одиночестве плещется черноногий альбатрос. Он выглядит таким взрослым, что только лоснящаяся, словно бы форменная, чернота его оперения – неизношенного и не выцветшего на солнце – выдает в нем свежеотчеканенного птенца. Неподалеку от него садится на воду птенец Амелии. Для него океан с его волнами – новый мир, прекрасный своей аскетичной простотой, как гладкая кожа. Он пристально рассматривает его с тем же изумлением, с каким вы когда-то изучали плавные изгибы тела своей первой возлюбленной или возлюбленного. Птенец Амелии расправляет свои великолепные крылья, ветерок подхватывает его, и он устремляется на север, движимый потоками воздуха, становится все меньше и меньше, пока вовсе не исчезает где-то далеко за пределами видимости. Если удача и впредь не оставит его, то, быть может, через несколько лет он вновь ступит ногами на твердую землю.