– Свой телефон дать не могу тебе, – говорит Карим. – Вот телефон Назима, он мой друг, тут работает. Звони только один раз.
Хватаю телефон, который он протягивает мне. Динин номер я помню наизусть… Гудки, гудки… Нет, не берет… Номер Марии я не знаю. Ванин – не помню. Телефон отца Глеба тоже не знаю. Помню общий номер хосписа, набираю… Короткие гудки – занято. Еще раз. Занято. Вот ч…!
– Не получается, да? – Карим смотрит сочувственно. – Ладно, извини. Надо ехать.
Он отбирает у меня телефон, выходит из машины и возвращает телефон продавцу шаурмы.
Едем дальше. Двигаемся в сторону центра. Вечерний поток машин плотный, медленный… Почему Дина не ответила? Увидела незнакомый номер? Не могла ответить? Остается только гадать. В любом случае шанс упущен… Господи! Куда же меня все-таки везут? Зачем? Наверное, Карим врет, что не знает? Он рулит молча и даже мурлычет себе под нос какой-то «ахалай-махалай», будто везет не арестантку, а случайную пассажирку.
Бомба у меня внутри, еще недавно готовая взорваться, остывает, гаснет… Или просто измотана так, что даже злиться долго не могу?..
– Девушка, почему все время дрожишь? Больная? – Ваххабит еще прибавляет отопление в салоне.
– Да, больная.
– А что за болезнь у тебя?
– Что за болезнь? – повторяю я. – Похоже, стокгольмский синдром. – Я поворачиваюсь к ваххабиту и в упор смотрю на него.
– Заразный? Нет? – с тревогой спрашивает он.
Мы – в центре, внутри Бульварного кольца, едем по тихим безлюдным переулкам… Кто может ждать меня здесь – в этих особняках за коваными оградами?
– Вы прибыли в место назначения, – это голос навигатора.
Стоим перед ажурными воротами, за которыми виднеется дом с белыми колоннами. Ворота чуть приоткрываются, выходит охранник в черной униформе. Карим опускает стекло:
– Мы сюда к Артему. Сказал, ждет нас.
Охранник недоверчиво смотрит на бородатого Карима и, заглянув в машину, еще более недоверчиво оглядывает меня.
– Девушку как зовут? – спрашивает он Карима.
– Э, как зовут тебя, скажи ему, – поворачивается ко мне Карим, то ли вправду забыв мое имя, то ли считая, что я должна сама ответить.
– Вероника, – говорю я.