Несколько секунд Артемий смотрит куда-то поверх моей головы, и я понимаю, что он уставился на картину, висящую надо мной. Почему-то кажется, что эта картина давит на меня и, хотя я ее не вижу, от нее исходит угроза, будто черная туча, которая вот-вот проглотит нарисованный город, опасна и для меня…
– Зорин сказал, что вас задержали сотрудники наркоконтроля и обвиняют в том, чего вы не делали.
– Это он так сказал? – Я пристально смотрю на Артемия.
– Да, именно так. Зорин знал, что вы находитесь в изоляторе СНК… О том, чтобы вас доставили сюда, я договорился со знакомыми сотрудниками Министерства внутренних дел… И теперь… Теперь, Вероника, я хочу услышать от вас: вы действительно способны облегчать боль?.. Если так, вы должны нам помочь. Прямо сейчас я готов отвести вас к Владыке…
С каждым словом Артемия во мне нарастает страх. Не тот вчерашний жалобный страх за себя, за свою сломанную жизнь. И даже не тот острый, болезненный страх, который охватывает меня при мысли об Алеше и Марии, оставшихся без моей помощи. А другой – огромный страх, подобный тому космическому одиночеству, которое накрыло меня перед встречей с Марией. Замечаю лихорадочный блеск в глазах Артемия и понимаю, что он видит не меня, а то, что
Артемий опять вскакивает на ноги, стоит передо мной, говорит все громче, будто хочет докричаться до меня:
– Вероника, послушайте!.. Владыка Софроний… Он мне как отец. Больше, чем отец! Он – замечательный человек, лучший из всех, кого я знаю. И сейчас ваша помощь нужна не только ему. Она послужит делу огромной важности и будет поистине спасительной… Видите, я с вами предельно откровенен… А вы, Вероника?.. Ну что же вы молчите?!
Артемий подходит все ближе и уже просто нависает надо мной.
Лихорадочно решаю – что ответить. Начать отнекиваться, сказать, что Зорин просто болтал по пьяни? Нет, это не пройдет. Во-первых, Артемий