– А Рита? А Лёнька? – торопливо спрашивает Ника.
– Риту польский священник вывел. Риту и Зосю. И Ритка – представляешь! – даже Бублика прихватила. А поляка не тронули – тоже не знаю почему. Риту Лёнькина мать забрала, она возле скорых ждала. Зосю ее родители забрали. Лёньку сначала в церкви держали вместе со взрослыми, а потом вывели и тоже матери отдали. Славу, ясное дело, загребли… Сегодня я их видела – Риту и Лёньку, ездила к ним. У Риты так и нет приступов. А Лёньке плохо. Купировала его приступ еле-еле. Препараты у меня были с собой… Бублика Алешиного у них забрала… Меня тут на машине везде возят…
– Дин… – Никин голос дрожит. – А про Ваню тебе что говорили?
– Вчера ночью, когда мы ехали сюда, Меликянцу позвонили и сказали, что Ваню отвезли в больницу, и я подумала – обойдется… А сегодня сообщили, что скончался от травм… Он в эмвэдэшном госпитале. Туда Меликянц юриста посылал, но охрана его не пустила, и ничего он толком не узнал, выяснил только, что экспертизу проводят… Ник, не знаю, сказали тебе или нет… Это Лёнька бомбу сделал…
– Да, сказали… – тихо говорит Ника и вдруг начинает кричать: – А если неправда? Если они сами какую-то гранату кинули, чтоб напугать, или еще что?..
– Нет, – говорю я. – Это Лёнька. Мне Рита сегодня подтвердила.
– Ну а взрывчатка откуда?
– Мария присылала фейерверки на Новый год – помнишь? Их много было. И вот Лёнька еще тогда их натырил и порох для бомбы из них взял…
– А кого-то еще ранило этой бомбой? – говорит она уже тише.
– Никого. Только Ваню…
Ника молчит, сопит в трубку, потом слышу:
– Все, не могу больше говорить. Не знаю, когда позвоню. Алешу обними…
Сижу с опустевшей трубкой в руке и не знаю, что делать дальше… Встаю, иду на кухню – воды попить. Вот стаканы в шкафчике – толстый хрусталь с узорами. Ох, не раскокать бы такую красоту! Беру стакан, осторожно наливаю воды. В кухне появляется Меликянц, идет к кофейному аппарату, а сам посматривает на меня:
– Дина Маратовна, в этом кране – водопроводная вода. А в маленьком кране – родниковая, питьевая…
Голос у Меликянца участливый, но я все равно получаюсь дура дурой. Покорно выливаю в раковину водопроводную воду, наливаю родниковую из тоненького крана… Интересно, что значит «родниковая»? Тут в кухню родник, что ли, проведен? Ох, да тут, в этом доме, все может быть!..
Я, когда вошла сюда, испугалась. Но испугалась не того, что как будто попала в другой мир или, может, куда-нибудь в будущее, а испугалась сама себя – что на меня сейчас накинется зависть и закипит во мне злость: ну почему кто-то может жить