11 июня специальное судебное присутствие Военной коллегии Вер­ховного суда приговорило Тухачевского, Уборевича, Якира, Корка, Фельдмана и ранее арестованных комкоров Примакова и Путну к расстре­лу. На следующий день страна узнала о казни тех, кем вчера еще гордилась.

Лучшие умы Красной армии чувствовали приближение трагедии 1937-го задолго до этой календарной даты. Заместитель командующего войсками Приволжского военного округа комкор Кутяков годом рань­ше предсказал наступление мрачных времен для многих военачальни­ков. В своем дневнике он 27 августа 1936 года пророчески размышлял: «Умер главком С. С. Каменев. Старик сделал свое дело и незаметно ушел восвояси... Наступает время, когда все ветераны гражданской войны уйдут из жизни: одних расстреляют, другие, как Томский, сами покончат с собой...»

Получилось так, как и предсказал бывший начдив 25-й Чапаевской дивизии. Только размаха репрессий он не мог себе представить: три маршала из пяти (Тухачевский, Блюхер, Егоров), 14 из 16 командармов 1-го и 2-го рангов, 57 из 85 комкоров... Сам Кутяков попал под первую волну арестов, прокатившуюся еще до начала процесса над Тухачевским и другими военачальниками — его арестовали 15 мая 1937 года. Если бы не арест, то после опубликования в печати сообщения о расстреле маршала Тухачевского и его товарищей Иван Семенович Кутяков при­нял бы решение, о котором он упомянул в своем дневнике 20 апреля 1937 года: «Вот и терпи теперь... Не хочешь? В твоем распоряжении че­тыре револьвера, нажми курок и конец...»

Исследователь характера отношений Сталина с руководством НКВД Леонид Наумов считает, и не без оснований, что Фриновский и его приближенные верили в реальность заговора военных[82]. Невозвра­щенец Орлов (Фельдбин) рассказывал о панике, охватившей в мае ста­линское руководство: «Все пропуска в Кремль были внезапно объявлены недействительными. Наши части внутренних войск подняты по тревоге! Как говорил Фриновский, “все правительство висело на волоске”».

Аресты Тухачевского и других высших офицеров Красной армии встревожили закордонного резидента НКВД Кривицкого: «Я пошел прямо к Михаилу Фриновскому, первому заместителю наркома... “Ска­жите, что происходит в стране?” — добивался я от Фриновского. “Это заговор, — ответил Фриновский. — Мы как раз раскрыли гигантский за­говор в армии, такого заговора история еще никогда не знала. Но мы все возьмем под свой контроль, мы их всех возьмем”».

Приведем еще одно воспоминание — Хрущева: «Стала разматывать­ся вся эта штука. Сначала потянули военных, а когда начали таскать сек­ретарей и членов ЦК, тогда просто жутко стало: что же такое получается, как же это так проросли все эти чужие корни? Они опутали весь орга­низм партии, всю страну. Это что-то такое ракообразное, страшное».