Ответ очевиден: для быстрого и эффективного проведения мас­совых арестов среди моряков. Выявление «врагов народа» на флоте, по мнению Сталина, значительно отставало от чистки в армии. Поло­жение следовало исправить. Этим и должен был заняться новый нар­ком ВМФ Фриновский, получивший «сухопутное» воинское звание ко­мандарма, причем не второго ранга, а сразу первого. Кто как не свой Помначштаба мог беспрепятственно и оперативно «просеять» сквозь чекистское сито все личные дела офицеров-балтийцев и отобрать нуж­ное число кандидатов в «шпионы», «вредители» и «диверсанты».

Покомандовать Рабоче-крестьянским Красным флотом Фриновскому и Бессонову довелось всего лишь полгода. Но и такого короткого срока им сполна хватило, чтобы отправить за решетку неугодных мор­ских военачальников. Боевые корабли оставались без опытных коман­диров. Трижды сменялись командующие четырех флотов Советского Союза.

Но дамоклов меч репрессий уже неотвратимо завис над головами самих «чистильщиков». Они сделали свое дело — вместе с наркомом внутренних дел Ежовым перетрясли НКВД, железной метлой вымели «врагов народа» из РККА, теперь вот «вычистили» флот. Пора их самих убирать. Слишком хорошо знают секреты закулисной борьбы за власть в партии и государстве...

23 ноября 1938 года Ежов написал письмо в Политбюро ЦК ВКП(б) с просьбой об отставке. На следующий день Сталин, «принимая во вни­мание как мотивы, изложенные в заявлении, так и... болезненное состо­яние», заменил его в НКВД Берией. Впереди у Ежова оставалось полго­да прозябания наркомом водного транспорта СССР, приступы мрачного пьянства, замечания и придирки Молотова, арест в кабинете Маленко­ва, зверское следствие Берии и приговор к высшей мере наказания.

Его бывшего заместителя Фриновского, ставшего наркомом ВМФ СССР, освободили от этой должности 24 марта 1939 года. А 6 апреля к нему пришли его сослуживцы с Лубянки...

Хрущев вспоминал: «Я случайно в то время находился в Москве. Сталин пригласил меня на ужин в Кремль, на свою квартиру. Я пошел. По-моему, там был Молотов и еще кто-то. Как только мы вошли и сели за стол, Сталин сказал, что решено арестовать Ежова, этого опасно­го человека, и это должны сделать как раз сейчас. Он явно нервничал, что случалось со Сталиным редко, но тут он проявлял несдержанность, как бы выдал себя. Прошло какое-то время, позвонил телефон, Сталин подошел к телефону, поговорил и сказал, что звонил Берия: все в поряд­ке. Ежова арестовали, сейчас начнут допрос. Тогда же я узнал, что аре­стовали не только Ежова, но и его заместителей. Одним из них был Фриновский. Фриновского я мало знал. Говорят, что это был человек, известный по Гражданской войне, из военных, здоровенный такой си­лач со шрамом на лице, физически могучий. Рассказывали так: “Когда навалились на Фриновского, то Кобулов, огромный толстый человек, схватил его сзади и повалил, после чего его и связали”. Об этом расска­зывали, как о каком-то подвиге Кобулова. И все это тогда принималось нами как должное»[87].