Тогда следователи напоминали арестованному о “колольщиках”, и подследственный подписывал протокол. “Корректировку” и “редакти­рование” протоколов в большинстве случаев Ежов производил не видя в глаза арестованных, а если и видел, то при мимолетных обходах камер или следственных кабинетов...

По-моему, скажу правду, если, обобщая, заявляю, что очень часто показания давали следователи, а не подследственные.

Знало ли об этом руководство наркомата, т. е. я и Ежов? — Знали.

Как реагировали? Честно — никак, а Ежов даже это поощрял. Ни­кто не разбирался — к кому применяется физическое воздействие. А так как большинство из лиц, пользующихся этим методом, были врагами-заговорщиками, то ясно, шли оговоры, брались ложные показания и аре­стовывались и расстреливались оклеветанные врагами из числа арестованных и врагами-следователями невинные люди...»[84]

Фриновскому уже нечего было скрывать, и он дал вполне объектив­ные характеристики своим подчиненным, раскрыл весь процесс про­хождения подследственного от его ареста до приговора суда, решения «тройки» и выстрела в затылок в чекистском расстрельном подвале.

Нужно добавить, что Фриновский подписал директиву НКВД № 434 от 8 августа 1937 года, которая запрещала сообщать эти приговоры и ре­шения расстреливаемым — многие умирали, даже не узнав, за что их во­обще арестовали.

Самого Фриновского его подчиненные относили к «колольщикам» не из последних. Начальник ГУГБ НКВД любил выезжать из Москвы с бригадами работников центрального аппарата для «наведения по­рядка» на местах. В июле 1938 года он отправился на Дальний Восток.

В Иркутстке при посещение местного УНКВД спросил у местного сле­дователя Кочергинского, почему арестованный заведующий транспорт­ным отделом обкома партии не дает показаний. Кочергинский ответил, что принимает для этого все законные меры.

Покрыв молодого следователя матом, Фриновский приказал при­вести арестованного, собственноручно избил его в присутствии Кочер­гинского, получил признательные показания и удовлетворенно заявил: «Вот так в Москве допрашивают»[85].

Фриновский никак не предполагал тогда, что ему самому очень ско­ро придется испытать на себе утвержденную им методику чекистской следственной работы[86].

Единожды предавший

В сентябре 1938 года Фриновского неожиданно назначили... нар­комом Военно-Морского флота СССР. Его верный соратник Бессонов занял пост помощника начальника штаба Балтийского флота.

О тех странных назначениях адмирал флота Николай Григорье­вич Кузнецов позднее напишет: «Совершенно непонятно было, почему выдвинули именно его (Фриновского) на пост наркома, в момент раз­вернутого строительства большого флота».