Он ничего не станет принимать близко к сердцу, пока находится в этом месте. Этих охранников он знает, они еще не самые плохие. Он дал прозвища всем охранникам, которых видит постоянно. Эти двое — Головастый и Белка. У Белки всегда хитрый вид, как будто он где-то припрятал запас орехов и теперь следит, как бы его кто не нашел. У него выступающая вперед из-за неправильного прикуса нижняя челюсть и острые зубы. Головастый — здоровенный тупой мужик с жирной шеей, складками наплывающей на воротник. Черты его лица, напротив, мелкие, будто неумело нарисованные детской рукой.

Они доходят до внутренней лестницы, освещенной слабыми, в несколько ватт, лампочками. Такие в тюрьме везде, за исключением помещений для допросов. Андрей слушает звук собственного затрудненного дыхания, пока они поднимаются, пролет за пролетом. Он задыхается, как старик. Но это еще ничего, он еще нормально себя чувствует. Андрей считает лестничные площадки и закрытые двери. Сейчас они, наверное, на четвертом этаже, а может, и на пятом. Это зависит от того, как глубоко расположены подвалы и на каком уровне находится его камера. Поскольку окон нет, сказать невозможно.

На следующей площадке охранники останавливаются перед закрытой дверью, гремят связкой, отыскивая нужный ключ, открывают ее. Они толкают его в дверной проем. Кажется, у них негласное правило толкать и пихать заключенного, даже когда он без сопротивления делает все, что ему велено. Еще один коридор. Полы в нем из светлого полированного дуба, хорошее освещение. Это, наверное, административный этаж или ведомственная гостиница. Андрей вдруг остро осознает, как ужасно он выглядит. Грязная одежда. Ботинки без шнурков, шаркающие по полу. Ему приходится крепко прижимать руки к телу, чтобы штаны не сваливались с него на ходу. Запаха своего он не чувствует, но уверен, что от него воняет.

Внизу, в камере, такое положение вещей кажется естественным. Но здесь, где слабо пахнет полиролем, а краска на стенах чистая, он как бельмо на глазу.

Охранники останавливаются. Головастый достает из нагрудного кармана лист бумаги, разворачивает его. На мгновение Андрею кажется, что сейчас весь процесс завертится по новой: арест, заключение, допрос. Только теперь он знает, чего ожидать. И Головастый и Белка тоже чувствуют себя не в своей тарелке. Окружающая обстановка давит и на них.

— Пошел! — рявкает Головастый, как будто это Андрей послужил причиной задержки.

Они идут вперед, минуя одну дверь за другой. «Я на Лубянке», — говорит себе Андрей. С тем же успехом он может сказать: «Я уже переселился в царство мертвых». Но он жив. Его ноги продолжают идти. Его пальцы на ногах подгибаются при каждом шаге, чтобы ботинки не спадали с ног. Голова раскалывается от пульсирующей боли. Он хотел бы поднять и приложить руку к ране, чтобы проверить ее. Она все не заживает, хотя он тщательно промыл ее водой из жестяной кружки. Но он должен держать руки за спиной.